— Есть три разных Бога, но все они — единый Бог? — удивилась она. — Иисус на сто процентов божествен и на сто процентов человечен? Действительно, это странная арифметика!..
— Вот именно.
— И как же Церковь разрешила эту задачу?
Томаш рассмеялся.
— Сказала, что сие есть тайна.
— Тайна… в каком смысле?
— Церковь поняла, что утверждения про Иисуса — стопроцентного Бога и стопроцентного человека — абсурдны, бессмысленны! А еще осознала, насколько непонятными остаются ее доказательства того, что Бог, Иисус и Святой Дух являют собой три божественные ипостаси, абсолютно различные, но образующие одного Бога. При этом ей уступать не хотелось. Что же тогда сделала Церковь? Решила все вопросы одним махом: не способная разрешить эти противоречия, Церковь, не желая становиться на сторону эбионитов, гностиков или докетов, объявила ничтоже сумняшеся, что все вышеизложенное суть великая тайна. — И, сменив тон, чтобы изобразить реплику в сторону, добавил: «Что, кстати, справедливо. Это действительно тайна, потому что бессмысленна». — И сразу вернулся к нормальному тону: «Это как заметать мусор под ковер, пытаясь сделать вид, что его нет. Так и Церковь умыла руки, притворившись, что решила богословскую проблему, ею же созданную. И вот теперь мы оказались перед тайной Святой Троицы во всей ее красе!».
Они подошли к машине болгарской полиции. Пичуров вытащил ключ из кармана, но не стал сразу открывать дверь.
— Определенно в этом есть смысл, просто мы недотепы, — резюмировал он. — Впрочем, мне бы хотелось понять, какова связь между этой темой и головоломкой, оставленной для нас автором преступления.
Все одновременно посмотрели на файл в руках Томаша, где лежал листок, найденный рядом с жертвой убийства в Старият Граде.
— По непонятной мне пока причине убийца захотел привлечь наше внимание к дискуссиям вокруг божественности Иисуса и к проблеме Святой Троицы. Если во второй части шарады есть намек на связанный с тетой и сигмой подлог, сделавший Иисуса Богом, то, возможно, первый знак говорит о фальсификациях Нового Завета по проблеме Святой Троицы.
— И здесь тоже фальсификации были?
— Конечно же, были. Достаточно почитать Новый Завет, чтобы понять, что нигде, ни в какой части не упоминается Святая Троица. Даже в Евангелии от Иоанна! — Томаш открыл Библию. — За исключением Первого Послания Иоанна, где в стихе 5:7–8 читаем: «Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и Сии три суть едино. И три свидетельствуют на земле: дух, вода и кровь; и сии три об одном».
Валентина сразу сообразила, к чему эти цитаты.
— А сейчас вы скажете, что это фальшивка?
— И грубейшая, — не стал ее утешать историк. — Во-первых, были сфальсифицированы все три Послания от Иоанна, включенные в Новый Завет. Апостол Иоанн сроду их не писал, так как был согласно Деяниям Апостолов неграмотным. Уличенная в этом подлоге, Церковь заявила, что хотя Иоанн, возможно, и не писал этих Посланий, но в любом случае их содержание «от Бога». Такое милое простодушие: не замечать наличия трех канонических текстов-фальшивок — и все тут! Тем более что в свое время подобная практика не считалась предосудительной. Но даже если бы мы согласились посчитать художественную прозу документом, то это ничего бы не дало, ибо этого стиха нет в оригинале подложного послания! Ни в одной греческой рукописи! Текст был изменен позднее, чтобы придать законную силу понятию Отца, Сына и Святого Духа в попытке найти доказательства задним числом.
— Так вы говорите, что это единственное упоминание Святой Троицы в Новом Завете?
— Единственное, но при этом фальшивое в квадрате. — Томаш произнес последние звуки на громком выдохе, как будто сдувая поддельный стих вместе с пылью. Затем он снова стал искать что-то в Библии, продолжая тему.
— Ничего подобного нет больше нигде. Есть же простая констатация у Марка, что, когда один писарь спрашивает у Иисуса, какова первая из его заповедей, тот отвечает в стихе 12:29 так: «Слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый», то есть Иисус называет себя лишь Shema — так иудеи обозначали наличие одного Бога. Сам Иисус нигде даже не намекает на какую-то Святую Троицу, ни на Святого Духа, тем более на то, что он и есть Бог. Во всей Библии слово «Бог» употреблено около двенадцати тысяч раз, но ни разу «Бог» не соседствует со словами «три» или «троица» — ни в одном стихе! Точно так же, говоря о себе самих, Господь и Иисус не пользуются выражением: «Я, троица»…
Разговор прервался, так как инспектор Пичуров наконец-то открыл автомобиль и пригласил жестом садиться. Томаш уселся рядом с водителем, а Валентина — на заднее сиденье. Болгарин вставил ключ, но, прежде чем завести двигатель, посмотрел в сторону.
— И куда же все это заведет нас?
Ученый лишь пожал плечами.
— Убийца, безусловно, — большой знаток богословских проблем. Похоже, он задался целью показать, что все, что мы знаем об Иисусе, — ложь. И нюхом чую, что мы сможем понять истинную природу событий, только определив, что связывает все три жертвы. И эта точка соприкосновения между ними сможет привести нас к автору совершенных преступлений.
Оба детектива согласно кивнули.
— Вы правы, — добавила Валентина. — Мне тоже кажется, что это — единственный способ раскрыть данные дела.
Консенсус в «автособрании» был достигнут. Осознавший неизбежность опоздания Пичуров быстро завел машину, моргнул левыми подфарниками, посмотрел в зеркало заднего вида и нажал на газ. Времени терять было нельзя.
XXVIII
В Доме Балабанова поселилось глубочайшее отчаяние. Еще поднимаясь по деревянной лестнице, Томаш услышал приглушенные рыдания вдовы на втором этаже, и ему захотелось немедленно уйти оттуда. Он чувствовал себя бесцеремонным зевакой, влезшим в чужую беду для удовлетворения низменного любопытства. Судя по всему, его компаньоны-следователи меньше всего были озабочены этими интеллигентскими штучками — вот что значит профессиональная привычка. Пришлось и господину профессору подчиниться судьбе.
Лестница привела их в большой зал на втором этаже, залитый солнечным светом, впорхнувшим через многочисленные окна. Да и дверей здесь было не одна-две, так что помещение казалось головой спрута с несколькими щупальцами, уходившими в разные стороны. В одном из ответвлений послышался шум. Наверняка где-то там и находилась вдова. Они постучали.
— Добър ден! Как сте?
[34] — сказал инспектор Пичуров, входя в комнату.
Слова его были обращены к худощавой женщине, сидевшей на стуле в углу. Она подняла на вошедших глаза, полные муки и беспредельного горя. Инспектор заговорил с ней по-болгарски, потом показал на итальянку, произнеся ее имя, а затем был представлен и историк. Во всяком случае Томаш уловил свое имя среди непонятных славянских звуков, а еще разобрал слово «португалски». Прочее так и осталось загадкой. Однако разговор на болгарском продлился недолго, так как вдова после вступления Пичурова обратилась к иностранцам на английском языке.
