— Да что вы? Никогда об этом не слышала!..
У Томаша уже была готова цитата из Библии.
— Вот стих в Евангелии от Марка 1:40–41: «Приходит к Нему прокаженный и, умоляя Его и падая пред Ним на колени, говорит Ему: если хочешь, можешь меня очистить. Иисус, умилосердившись над ним, простер руку, коснулся его и сказал ему: хочу, очистись».
— Не вижу здесь ничего, что указывало бы на то, что Иисус рассердился. Наоборот, проявил сострадание, — заметила итальянка.
— Видите ли, в этом переводе использовано одно греческое слово, появляющееся в большинстве переводов, а именно: splangnistheis, или же умилосердившись. Но есть и другие рукописи, где применяется слово orgistheis, или же рассердившись.
— Но заметьте, говорить, что Иисус рассердился, когда к нему пришел прокаженный и так далее по контексту, — более чем странно, а вот проявил милосердие — вполне к месту.
— Это так, — подтвердил ученый. — И в большинстве переводов употребляются варианты «милосердия». Дело в том, что «рассердившись» появляется в одном из самых древних манускриптов, дошедших до наших дней, — Codex Bezae
[48], датируемый V веком. Не менее важно и то, что это же слово появляется в трех рукописях на латыни, переведенных с копий II века, а вот варианты «милосердия» возникают впервые в манускриптах конца IV века. При этих обстоятельствах какой вариант выглядит более неудобным для христиан?
— Думаю… их умы скорее смущало «рассердившись».
— Proclivi scriptioni praestat ardua, то есть более сложное чтение должно предпочитаться более простому, — напомнил он один из базовых принципов исторического анализа документов. — Представляется более правдоподобным, что переписчик-христианин заменит «рассердившись» на «умилосердившись», чем наоборот. И если копиист оставил «рассердившись», понятие более «неудобное», значит, вероятно, именно это слово и было изначально написано автором Евангелия от Марка. Абсолютной уверенности, разумеется, быть не может, но такое допущение подкрепляется также тем, что Матфей и Лука слово в слово скопировали этот фрагмент, опустив лишь реакцию Иисуса. Да, они оба не написали, рассердился или смилостивился Иисус, потому что им не понравилось слово, изначально использованное Марком для описания реакции Иисуса на прокаженного. Если бы там было написано «умилосердившись», с какой бы стати Матфей и Лука стали что-то менять? А вот если речь шла о слове «рассердившись», то вполне понятно, почему они его изъяли, — он закрыл Библию. — Однако это не единственная ситуация, когда Иисус сердится. Достаточно вспомнить гнев, обуявший его в Иерусалиме во время посещения храма — эпизод, задокументированный Евангелиями.
Арни Гроссман посмотрел на свои часы и хлопнул себя по бедрам: время-то как быстро прошло. Пора было двигаться дальше.
— Однако, друзья мои, засиделись мы здесь! — он поднялся неспешно с дивана. — А не перейти ли нам плавно к ужину и там продолжить разговор? Ведь вы, — он показал на Томаша, — так до сих пор и не ответили на мой вопрос: зачем сикарии оставляли рядом с трупами свои загадочные послания?
Томаш, как и Валентина, уже вставший с дивана, пожал плечами и показал на свою спутницу.
— Я-то считаю, что практически ответил на ваш вопрос, а вот госпожа инспектор не поймет ответа, не уяснив прежде некоторые моменты.
— Я? — изумилась итальянка. — Сейчас уже и я виновата?
Томаш оставил вопрос без ответа и обратился к израильтянину.
— Направляйтесь, пожалуйста, в ресторан, я мигом переоденусь в номере и присоединюсь к вам.
— Я тоже пойду, — не стала мешкать Валентина, ухватив свою изящную сумочку. — А по дороге, — она взглянула на португальца, — я надеюсь, вы ответите на мой вопрос.
— На какой же из них?
— Если христианство не зиждется ни на жизни Иисуса, ни на обновленных положениях Священного Писания, — напомнила она, — то на чем же оно стоит, в конце концов?
Историк засунул руку за ворот рубашки и вытащил маленькое серебряное распятие на цепочке.
— На смерти Иисуса.
Итальянка рефлекторно подняла руку к распятию и погладила его.
— На смерти? Извините, но это только лишь одна из граней христианства.
Прежде чем повернуть в сторону двери, что выходила на дорожку к жилой зоне отеля, Томаш ответил:
— Смерть Иисуса — это все.
XXXVIII
Иерусалимская ночь выдалась жаркой и сухой. На освежающий бриз можно было не рассчитывать. Томаш и Валентина вышли из административного блока гостиницы. Чтобы попасть в номера, им надо было перейти узкую улочку, разделявшую его с жилой зоной, где приветливо горели среди деревьев и кустов желтые огоньки.
— Я не очень поняла, что вы только что мне сказали, — вернулась к теме вечера итальянка. — Смерть Иисуса — это все? В каком смысле?
Ученый поднял глаза вверх и порадовался всегда завораживавшей его картине ночного неба с мириадами звезд, щедро рассыпанных по черному бархату бриллиантами.
— Вы, несомненно, слышали, что во время службы святые отцы утверждают, что Иисус отдал свою жизнь во имя нашего спасения.
— Да, конечно! Кто ее не слышал?
— О каком спасении речь, от чего? — Томаш заглянул в лицо Валентине.
— Ну, спасении… от всего…
— Всего — чего?
— Зла, греха… откуда я знаю…
— Итак, Иисус умер на кресте, а мы спаслись от зла и греха?
Глаза итальянки отчаянно искали в темноте хоть какой-то приемлемый ответ, но тщетно.
— В общем… думаю, да.
— Значит, нет уже в мире зла? И грехов не осталось?
— Нет, есть, конечно. Пока еще…
— А разве не ради нашего спасения от зла и грехов отдал свою жизнь Иисус? Почему же тогда они еще существуют?
Итальянка почувствовала себя совершенно опустошенной, как сдувшийся шарик.
— Уф! — выдохнула она обреченно. — Откуда я знаю? Все так запутанно!..
Вполне довольный произведенным эффектом, Томаш продолжил свой путь, перейдя, наконец, на другую сторону улочки.
— История о том, что Иисус пожертвовал собой ради нашего спасения, всегда вызывала у меня смущение, — признался он. — Всякий раз, когда я об этом слышал в проповедях, задавался вопросом: умер, чтобы меня спасти? Но спасти от чего? От чего? Мне эта идея казалась лишенной смысла. Наподобие других загадочных фраз и выражений, которые доводилось долдонить, не понимая, во время катехизиса. И только начав изучать иудаизм, я понял, что это значило.
