Продвигался он не спеша и даже иногда останавливаясь. Старался выглядеть как можно естественнее, но при этом не забывал поглядывать украдкой на экранчик своего пейджера, который радостно показывал, что до цели осталось совсем мало. В какой-то момент прибор дал знать, что цель осталась позади. Пришлось вернуться и поискать точку наибольшей интенсивности мигания.
— Он здесь.
Здесь-то здесь, но перед ним была каменная стена, за которой метрах в десяти находился шеф.
Десять метров.
Посмотрел вдоль стены и увидел дверь служебного входа. До нее было не больше семидесяти метров. Вот туда-то и надо будет зайти и, если шеф далеко не отойдет от места, где сейчас стоит, отправить ему, как договорились, два коротких бипа.
— Эй! Ты!
Сикариус замер, почти от ужаса. Его заметили. Сердце бешено колотилось.
LVIII
— Кто видел фильм «Парк юрского периода»?
Задавая этот вопрос, профессор Хамманс отдавал себе отчет в том, что в случае положительного ответа ему будет проще разъяснять суть исследований, ведущихся под его руководством в Центре перспективных молекулярных исследований.
Оба детектива сразу подняли руки, а вот Томаш решил «не играть в эти игры».
— Мы же не о научных фантазиях говорим, а о делах серьезных, а главное — реальных, — португалец казался немного раздраженным таким легкомысленным подходом уважаемого коллеги.
— К вашему сведению, дорогой профессор, в «Парке юрского периода» затронута очень важная и вполне реальная научная проблема.
Историк откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и смотрел на своего визави, не скрывая скепсиса. Так взрослые дяди обычно слушают своих неуемных фантазеров от «двух до пяти».
— Клонирование динозавров для вас реальная научная проблема?
— Ну, о клонировании говорить, пожалуй, рановато, — парировал немец, — но уже с 90-х годов прошлого века ученые пытаются получить ДНК динозавра.
— Неужели такое возможно?
— Кое-кто считает, что возможно, — вполне серьезно ответил Хамманс. — Правда, сначала надо решить проблему окаменения. Ведь исследуется ДНК, находящаяся в костях динозавра, а как известно, окаменение влечет за собой замещение натуральных органических компонентов костей неорганическими — кальцием и кремнием. Соответственно, химически это будет уже не то же самое, так ведь? А поскольку большая часть костей динозавров окаменела до ядра, оригинальная ДНК уже растворилась. Можно надеяться только на то, что удастся когда-нибудь обнаружить кости с неокаменевшими ядрами. В 1994 году группа ученых Университета Юты
[53] заявила об обнаружении ДНК в костях динозавра, жившего 80 миллионов лет тому назад. А уже год спустя были опубликованы еще два исследования об обнаружении ДНК в яйце птерозавра мелового периода
[54]. К сожалению, оказалось, в конце концов, что эта ДНК является примесью, попавшей на образцы. Но, возможно, однажды нам повезет.
— Так все-таки клонирование динозавров — дело не реальное, — не забыл напомнить о сути спора Томаш, взглянув на биолога с видом человека, который ничего иного и не ожидал.
Наверное, немцу не очень хотелось соглашаться с молодым коллегой, но он покачал утвердительно головой.
— Увы, это факт.
— Я сталкивался с этой проблемой во время одной экспертизы, которую мы делали для Фонда Гюльбенкяна, — раскрыл карты историк. — И уже тогда мне говорили, что со временем ДНК теряет свои свойства.
— Причин может быть больше, — развил тему директор Департамента биотехнологий. — Надо соблюдать определенный режим температуры и влажности не только в месте хранения ДНК, но и в месте ее извлечения. У генетического материала могут быть разрывы и изъятия, иногда недостает фрагментов в цепи, нередко меняется химическая структура ДНК.
— А в какой среде чаще всего находят качественный генетический материал?
— Разумеется, среди живых организмов. Живые клетки по определению невредимы, правда? Понятно, что у мертвых тканей картина иная. Но в целом можно утверждать, что чем холоднее и суше среда вокруг образца, с которым мы работаем, тем лучше сохранится ДНК. Влажность и жара, несомненно, плохо сказываются на их качестве.
— Как вы думаете, каковы параметры сохранности ДНК в мертвых тканях?
— Будучи реалистом, я сказал бы, что в условиях вечной мерзлоты можно рассчитывать на сто тысяч лет, а в случае с образцами, обнаруженными в холодных местах — пещерах или высокогорье, — тысяч восемьдесят, не больше. Что же касается более теплых сред, то… по-разному бывает, конечно, однако в любом случае речь может идти о каких-нибудь пятнадцати тысячах лет. Для зон с высокими температурами — максимум пять тысяч.
— Соответственно, прощайте, динозавры?! — Томаш махнул левой рукой, изобразив «до свидания».
Но профессор Хамманс не собирался отступать, тем более, что ему было что сказать.
— Собственно говоря, я бы не стал так уж зацикливаться на динозаврах. Ведь в том сосуде, — он снова показал на полку, — эмбрион неандертальца. И смею напомнить, что последнее время мы работали с его костями, пролежавшими в холоде тридцать тысяч лет. Срок вполне укладывается в наши представления о хорошей сохранности генетического материала.
— И что же, достаточно найти пару частей ДНК, чтобы можно было клонировать неандертальца?
— Пары частей маловато будет, — признался честно ученый-немец. — Нам нужен целый геном вида. Но не забывайте, что каждая клеточка живого организма как растительного, так и животного, содержит весь генетический код, включая геном. Поэтому нам достаточно найти только одно целое ядро или хотя бы ту часть его, где имеется геном, пригодный к восстановлению. Кроме костей, можно работать с зубами. Как известно, зубная пульпа плотно закупорена и разлагается очень медленно, хорошо сохраняя ДНК. Естественно, перспективным генетическим материалом являются волосы.
Историк присел на корточки перед банкой с эмбрионом и внимательно осмотрел его; на первый взгляд, он представлял собой мясной оковалок.
— А чего же ожидать от опыта с неандертальцем?
— Как видите, работаем… Работаем пока безуспешно: вот и этот эмбрион пока не выжил, но я совершенно уверен, что это лишь вопрос времени. — Хамманс подошел к стеллажу и, наклонившись к сосуду с эмбрионом, почти нежно его погладил. — Этот зародыш появился благодаря находке останков в пещере Межмайская на Северном Кавказе. ДНК этой особи был секвенирован
[55], но опыт не удался. Теперь мы напряженно работаем над образцами, обнаруженными в хорватской пещере Виндия, используя секвенции по проекту «Геном неандертальца».
