Катечка моя очень повзрослела, похорошела… Сашу она сначала невзлюбила, а сейчас уже полюбила или, вернее, начала полюблять. Но я спокойна, т. к. абсолютно уверена в Саше, и слишком хорошо знаю Катю, её характер.
Мишка, мой племянник, тоже вроде пока обратно не собирается. Говорит, что, может быть, поедет следующим летом. На каникулы или насовсем, пока не знает. Конечно, и ему, и нам здесь жить гораздо легче, чем в Америке…
Что у вас слышно? Как Наташенька? Как Борина спина? Что с работой?
Передайте от меня приветы и поклоны Галине Славской и всем нашим общим знакомым.
Целую вас, люблю, очень скучаю.
Приезжайте!!! В гости.
Ваша Катя»
Красивый, твёрдый, крупный женский почерк. (Катина песня «Гниёт в амбарах тоннами пшеница…» была включена позднее в аудиоальбом женщин-бардов «Женским почерком».) Многие заглавные буквы она пишет как строчные, только ростом выше.
Девятнадцатого августа, в день путча, мне позвонила Джейн Таубман, не знаю ли я, что с Катей. Мы обе беспокоились. Дозвонившись до Кати, узнали, что она была дома, плохо себя чувствовала, ни на какие митинги не ходила. В сентябре 1991 года Харлоу Робинсон отвёз ей в Москву рукопись моей статьи и привёз от неё письмо.
«Дорогая Танечка!
Очень обидно получилось, что Харлоу назначил встречу перед самым своим отъездом, и я одновременно забираю у него статью и отдаю своё письмо. Поэтому не могу написать о своём впечатлении о статье. Мало того, так сложились обстоятельства, что не успеваю даже написать большого подробного письма.
В двух словах. Мы, видимо, в декабре поедем обратно в Америку. Так как, во-первых, у нас ничего не выходит с концертами. Видимо, время сейчас для этого неподходящее. Никому ничего не надо. А зарабатывать кем попало нет смысла, т. к. кем попало (маникюршей, etc.) лучше зарабатывать в Америке. Всё-таки доллары. Во-вторых, мы хотим перезимовать, и вообще, побыть до весны в Штатах, а потом где-то в мае вернуться обратно, потому что здесь явно пахнет новым путчем. Об этом и в газетах пишут, и по TV говорят, и даже астрологи предсказывают. Причём такое ощущение, что люди просто ждут и хотят этого. На баррикадах тусоваться интереснее, чем работать. Это воодушевляет, вдохновляет, объединяет, создаёт смысл жизни, в которой всегда есть место подвигу, тем более, что “русский народ любит и умеет воевать”. И вообще как-то легче, когда внутренний враг персонифицирован, есть кого винить, на кого всё свалить. Я уже, кажется, писала Вам, что у людей до такой степени перевёрнуто сознание, что аж диву даёшься. И никого ни в чём не переубедить. Такое чувство, что все сошли с ума.
Мой творческий кризис продолжается. Боюсь, что это очень надолго, а может, и навсегда. От политических песен просто тошнит, как вообще уже тошнит от политики. Писать же одну лирику как-то не хочется. Образ дамы с гитарой с песнями про любовь вызывает просто отталкивание. Так что кризис не настроенческий, а, что ли, принципиальный. Саша пишет. Хорошо. У нас с ним по-прежнему сложно, но интересно. Очень хочется, Танечка, поговорить спокойно обо всём, сидя у Вас на уютной кухне, пить чай, гладить кошек, смотреть на Ваше милое лицо, ощущать Ваше тепло, заботу и дивное спокойствие, исходящее от всей Вашей семьи.
У меня тут появилось новое увлечение. Я занялась хореографией. Хожу три раза в неделю с Катечкой на занятия. Танцуем до упаду в прямом смысле. Я ведь всю жизнь мечтала танцевать. И вот наконец нарыла чудесную преподавательницу и получаю массу удовольствия. Это так наз. джазовые танцы. Очень здорово! Плюс сауна, массаж и тренажёры с бассейном. Всё там же. Много читаем. В основном, так называемую “духовку”. На остальное как-то совсем не тянет.
Вынуждена закругляться. Надо бежать к Харлоу.
Целую вас всех крепко. Очень скучаю, люблю. Надеюсь, до скорой встречи. Для смеха — вот стишок Володи Вишневского:
Надо ж быть каким путчистом,
Аморальным подлецом,
Чтоб вот так у президента
Телефоны отключить!»
Двадцать второго декабря вернувшийся из Москвы Саша Вайнер отправил мне письмо Кати от 15 декабря 1991 года, в советском конверте с картинкой, надписанном её рукой, с забелённым московским обратным адресом:
«Здравствуйте, милая моя Танечка!
Я решила старое письмо не отправлять, пишу новое. После нашего с Вами разговора по телефону с трудом дозвонилась Вашей сестре. Мы с ней проговорили, наверное, целый час. Она очень милая, но какая-то грустная. Сказала, что у неё всё, в общем-то, нормально. Говорит, что никак не может собраться с духом написать письмо. Не пишется. Звонить пока тоже не может, т. к. после последнего разговора с Вами был большой счёт… Ну, мы очень душевно поболтали. По-моему, она пребывает в состоянии какой-то растерянности, даже, я бы сказала, прострации. Но здесь сейчас, по-моему, все пребывают в этом состоянии. Всё разрушается. Экономика, экология, связи, отношения, представления, иллюзии, etc. И это, в общем, я думаю, процесс нормальный. Я на днях вдруг поняла, что разрушилось, например, такое явление, как “московская кухня” — в смысле вот этих посиделок, разговоров, песен и пр. Т. е. все собираются, но не происходит подключения, что ли, т. е., этот обряд не работает. Он стал мёртвым. Ведь любой обряд был — изначально — подключением к определённому каналу, из которого черпалось нечто (энергетика, вдохновение, силы, как хотите). Т. е. это как бы ключ, которым открывается дверь. Если же обряд (символ) мёртв, он уже не является ключом, дверь не открывается, но люди по привычке пытаются пользоваться этим недействующим ключом. И это касается многих аспектов. Вот эти попытки возрождения русских нац. традиций, христианства и мн. другое — всё мертво. Так вот люди собираются на кухнях, едят, пьют водку, а говорить абсолютно не о чем. Странно, правда? Люди — те же, кухни — те же, водка та же. Водка, еда были фоном, подспорьем для общения. Сейчас — они стали целью. Все разговоры, в конечном счёте, вокруг них и крутятся. С этим разрушением “кухонь” разрушается какой-то мощный культурный пласт. Что заполнит эту нишу, этот вакуум — пока непонятно. Раньше на кухнях пели. Сейчас — нет. А если и поют, то как-то натужно, вроде из долга какого-то. Мёртвый ритуал. Получается, что то немногое (и в то же время многое), ради чего стоило жить в Союзе, исчезает, растворяется. Конечно, обстановка здесь не самая радостная. К тому же она постоянно нагнетается и с экранов TV, и со страниц газет и т. п. У нас с Сашей даже появилось такое шуточное обозначение всех этих TV-x передач — “передача «Боль»”. Это, наверное, самое типичное название советских нынешних передач и статей. Людям постоянно внушают мысль, что им плохо. И похоже, что люди упиваются своими страданиями. А на самом-то деле всё не так уж и плохо. Продукты (то, о чём больше всего шуму) практически все есть на рынках, частично в магазинах. Деньги заработать можно — было бы желание. Но люди предпочитают не работать, стоять в очередях и жаловаться, что им плохо. Именно предпочитают. Ну да бог с ними.
Теперь о статье. Спасибо Вам огромное, Танечка, от меня и от всех моих родных и близких за эту статью. Она всем очень понравилась. Это же целое настоящее исследование, сделанное на высоком профессиональном уровне. По-моему, я не заслуживаю такой работы, но дело уже не во мне. Сама по себе статья, по-моему, заслуживает большого интереса и внимания. Спасибо ещё раз огромное. Очень бы хотелось иметь экземпляр “Нового русского слова”. (Я плакала, когда читала это. Все авторы считают себя заслуживающими того, чтобы о них писали, а она, такая талантливая, пишет, что не заслуживает. — Т. Я.)
