И всё же, когда читаешь эти строки, а особенно когда слушаешь песню в авторском исполнении, нет ощущения безнадежности, капитуляции, — и это подспудное ощущение сопротивления, борьбы заложено в звуковой материи стиха: благодаря изменению падежа по сравнению с булгаковской строкой мы явственно слышим “бой кровавый” в последней строчке четверостишия.
Конечно, мы редко подвергаем подобному анализу то, что слушаем или читаем, да и автор не всегда осознанно использует те или иные поэтические приёмы — процесс восприятия, как и процесс творчества, во многом интуитивен. Но и мы, и автор объединены одной и той же языковой и культурно-исторической средой и неизбежно адекватно реагируем на то, что заложено в произведении».
Что ж, не так уж много. Значит, всё остальное было для неё не ново, я понимала её правильно. Это было важно знать.
Я попросила Шакову напечатать обращение к читателям о сборе денег для Кати, но она сказала, что их газета не делает этого. За все годы было три исключения, два из них — Булат Окуджава и Александр Алон. «Я понимаю, положение её катастрофическое. Я постараюсь, чтобы ей выделили какие-то деньги из нашего фонда». И вот 7-го сентября вечером мне звонит Джейн Таубман. Ей сообщили из Орегона, что туда пришло обращение из Москвы с просьбой об оказании Кате материальной помощи. Катя сказала ей: «Срочно звоните Тане Ямром». Мы договорились, что Джейн, как только получит текст, отправит его мне. Я уехала на работу в 7 утра и поручила Наташе переслать мне факс на работу. Факс был отправлен в 7:18 8-го сентября 1992 года с кафедры политических наук колледжа Амхерст, по-видимому, Биллом Таубманом от имени его жены Джейн. Обращение было также переведено на английский. Я позвонила в «Новое русское слово». Было утро вторника, публикация была запланирована на пятницу 11 сентября. Услышав имена подписавшихся, Людмила уже не могла отказать, да и внутренне она была к этому готова, и решила присоединить обращение к стихотворной подборке. «Срочно присылайте, сегодня материал идёт в набор». Обсуждаем детали — быстро, чётко. В профессионализме Шаковой не откажешь. Она также сказала, что убрала последнюю фразу моей статьи, где я выражала надежду, что Катя поправится и ещё порадует нас новыми концертами.
Авторы обращения писали: «Два года назад Катя перенесла операцию по поводу рака груди. Сейчас у неё обнаружены обширные метастазы, и она проходит курс лучевой и химиотерапии в Коламбусе, штат Огайо, США (Riverside Hospital, Columbus, Ohio). Узнав о болезни, её муж-американец (советский эмигрант) оставил её. В настоящее время она находится с ребёнком в Коламбусе, где оказалась, выступая с концертами. Лечение Катя получает по медицинской страховке, но никаких пособий и средств к существованию не имеет. В настоящее время нетрудоспособна. Живёт с дочерью у знакомых. Положение её катастрофическое. Выражаем надежду, что Вы сочтёте возможным оказать Екатерине Яровой помощь в любой форме». Далее приводился адрес и номер банковского счёта. Вот имена тех, кто по телефону дал согласие подписать обращение. Профессию, титулы, звания и должности опускаю, как и номера телефонов. Эти люди хорошо известны всем, кто был связан с русской культурой в те годы:
Ахмадулина Белла
Арабов Юрий
Бек Татьяна
Битов Андрей
Богуславская Зоя
Вознесенский Андрей
Волчек Галина
Гусев Павел
Гущин Лев
Дейч Марк
Евтушенко Евгений
Искандер Фазиль
Любашевский Юрий
Мальгин Андрей
Мессерер Борис
Минкин Александр
Мориц Юнна
Одинокова Нина
Окуджава Булат
Сидоров Евгений
Трушкин Леонид
Звоню Кате, что всё в порядке, Шакова согласилась опубликовать обращение в «Новом русском слове». Катя уже читала текст и говорит — каково будет Вайнеру читать о себе такое в газете? Спрашиваю: «Может быть, попросить Людмилу вычеркнуть эту фразу?» — «Ну нет, что написано пером, того не вырубишь топором». Ещё один урок.
Катя прислала мне страничку из своей записной книжки — она у меня сохранилась — с телефонами и адресами людей, которым я должна была заранее позвонить про публикацию, чтобы они купили газету. Это Борис Ендлер, Элла и Саша Горловы, Игорь Михалевич-Каплан, Лидия Кесех, Эдик Кантор, Миша и Юля Фикс, Саша и Лора Нойштадт. Рядом с именами моя пометка disc. — видимо, я позднее посылала им Катины диски. Сама я обратилась к И. В., подруге Сони Лубенской в Нью-Йорке, чтобы она купила нам несколько экземпляров, — у нас русские газеты не продавались. И. была под большим впечатлением от стихов, полна сочувствия, а по поводу обращения сказала: «Я знаю, что по крайней мере шестеро из подписавшихся могли бы с лёгкостью позволить себе помочь Кате». Я передала это Кате. Её мгновенная реакция: «Вообще-то это неблагородное занятие — считать чужие деньги».
Нахожу у себя копию поста с текстом обращения по-английски, который Боря отправил 13-го в Newsgroup soc.culture.soviet — аналог современных блогов. Посылали английский текст обращения и в другие места.
После публикации в «НРС» стала поступать помощь, многие звонили. «Звонила сумасшедшая жена писателя К., сказала Тане: “Нет у неё никакого рака! Бедная девочка — они просто хотят получить её органы. Немедленно положите её на обследование!”» — рассказывала Катя. Позвонила в слезах старая подруга Кати Алла Кигель — Катя не знала, что Алла в Нью-Йорке, а не в Москве. Я спрашиваю у Кати, нельзя ли что-то подобное организовать и в Союзе. Она в ответ: «Что взять с бедных советских граждан?» Я говорю ей о расслоении, о том, что появились там и весьма состоятельные люди, которые могли бы оказать ей помощь в ответ на обращение, подписанное такими известными людьми. «Но им как раз и плевать на тех, кто подписал обращение. Так что и здесь расслоение. Там сейчас расслоение по всем параметрам».
Проводы друга
Катя любила одностишия своего друга Владимира Вишневского. В разговоре 12 сентября 1992 года, после публикации в «Новом русском слове» подборки её стихов, она процитировала мне по телефону: «Я умираю, но об этом после». Тогда же вспомнила своё: «Я по звёздам, как по нотам, пропою свою судьбу». И огорошила меня известием о своём отъезде в Россию, в Академгородок. Вот это поворот! Я сказала: «Вот мы все суетимся, что-то организуем, чего-то добиваемся, а вы как будто стоите на месте. А потом делаете семимильный шаг и оставляете всех далеко позади».
Я записала кое-что из нашего разговора. «Я совсем не приспособлена к жизни в Союзе. То есть я к ней вообще не приспособлена, если уж честно говорить». В Америке могла бы жить только в Амхерсте или в Коламбусе. Продала зимние вещи, так как не собиралась возвращаться, а теперь вот надо ехать. «Видно, не суждено мне жить в Америке». Рассказывает, что «в Новосибирске есть какой-то самородок, у него есть какие-то аппараты и препараты. Биостимуляторы поднимают иммунитет, аппараты разрушают опухоль». Говорят, что он поднял на ноги многих раковых больных. «Сестра звонила и сказала категорически: “Немедленно вылетай. Ждём тебе в среду”». Племянник Миша летит в понедельник, а Катя не успевает — в понедельник только будут готовы анализы. Спрашиваю, не нужно ли чего. «Может, прислать икру?» — «Ну, этого ещё не хватало! Я же еду в Россию». Предлагаю помочь с пересадкой в Нью-Йорке. «Ну что вы, зачем, вам сложно. Важно ведь не просто увидеться, а посидеть, спокойно пообщаться, а такой возможности у нас не будет».
