Мои выступления
Хочу немного рассказать о своих презентациях, потому что и это — часть Катиной жизни после её ухода, её путь к сердцам людей. Я провела два десятка презентаций — в Нью-Йорке, Вашингтоне, Балтиморе, Филадельфии, на Лонг-Айленде, в штате Нью-Джерси, в Бостоне и Хьюстоне. Позднее я говорила о Кате и на презентациях уже своих книг в России и в Америке, что неизменно вызывало интерес к её творчеству. Выступала я в библиотеках, магазинах, книжных клубах, в частных домах, центрах для пенсионеров. Содержание моих выступлений варьировалось, так как некоторые слушатели приходили не один раз, и мне хотелось, чтобы они каждый раз слышали что-то новое. Да и самой было неинтересно повторяться. Неизменным оставался основной пунктир выступления: её биография, история нашего знакомства, 1–3 стихотворения. Но главное — на экране всегда была живая Катя, одна и с дочкой, звучали записи её песен. Показывала я и отрывки из воспоминаний участников вечера памяти в Москве в 2003 году. Сначала я их меняла от раза к разу, но в конце концов оставила выступления Ольги Гусинской, Александра Минкина и Дмитрия Крылова. В Нью-Йорке в некоторых презентациях участвовал Катин племянник Миша Новахов, исполняя её песни, и тогда меньше «пела» сама Катя. Я считаю, что для жизни Катиных песен очень важно, чтобы их продолжали петь другие исполнители, а потому в отсутствие Миши я показывала видео, где он поёт её песню «Чужбина», а также видеозапись песни о бродячем поэте в исполнении Тимура Ведерникова (обе записи с московского вечера памяти).
Моё первое выступление состоялось 4 декабря 2004 года в книжном магазине на Пятой авеню в Манхэттэне. Тогда это был один из главных центров русской культурной жизни Нью-Йорка, чему способствовало удобное расположение, а главное — атмосфера, созданная его интеллигентной, дружелюбной, обаятельной владелицей Ирой Тайс. В то время устроить мультимедийную презентацию — а только так можно было представлять творчество барда — было задачей не из лёгких: не на всех площадках были проигрывающие устройства, а если и были, то не всегда «читали» наш диск с видеозаписями (флешек не было ещё и в помине), не у всех были подходящие видеомониторы или телевизоры, и Боре приходилось прибегать к различным ухищрениям. К Ире в магазин мы привезли свой видеомагнитофон и маленький, но громоздкий и тяжёлый телевизор с кинескопом. Народу собралось много для такого мероприятия, человек 40–50. Среди тех, кто пришёл, была известная журналистка Белла Езерская, с которой я до этого не была знакома лично, талантливый ювелир-художник Леонид Вилихин — знаток авторской песни, энтузиаст движении КСП в США, моя хорошая знакомая Хая Мусман
[25] — писатель, журналист, в прошлом преуспевающий юрист, и другие. Участвовал в вечере и Миша Новахов, вживую исполнивший несколько песен.
Первый блин был комом только отчасти, из-за технических сбоев, но это не мешало публике, не избалованной ещё техническими изысками, исключительно тепло принимать разворачивающуюся перед ними панораму Катиной судьбы и творчества. У многих на глазах были слёзы. Я видела, как потрясена была Белла Езерская, как она ахнула, услышав слова Александра Минкина о роли Кати Яровой в его журналистской судьбе. Вскоре после вечера Белла позвонила мне с вопросами, а потом написала статью «Катя Яровая в меняющемся мире», которая была опубликована в журнале «Вестник» и других периодических изданиях.
Хая Мусман попросила у меня разрешения после презентации сделать объявление о работе какого-то американского объединения, с которым она сотрудничала и которое занималось, насколько я помню, борьбой с распространением ядерного оружия, и я разрешила. Это было большой ошибкой: люди были в состоянии потрясения от увиденного и услышанного на вечере, и Хаино выступление было чужеродным, сбившим настроение. Люди удивлялись — почему, зачем? Что вообще это было? Некоторые высказали мне потом своё возмущение. Это, как и предложения по организации и техническому оснащению презентации, послужило мне хорошим уроком. Так же полезны были замечания и по моей следующей презентации в книжном магазине Михаила Фрейдлина в Квинсе 28 января 2005 года. В этот раз я делала больший упор на Катины политические песни, показывала другие выступления с вечера памяти, и Михаил подверг критике то, как была составлена программа. Все замечания и предложения были учтены, я разработала более чёткий сценарий презентации, включив самые известные Катины песни, представляющие её творчество с разных сторон, а варьировала я стихи, которые читала, и пересказываемые мною истории из Катиного репертуара; менялась и нюансировка моего анализа её творчества. Ниже приведу кое-что из моих заметок к презентациям.
Катя любила жизнь и умела передать в своих песнях аромат времени, создать яркие персонажи. Говоря о Кате, я проводила параллели с творцами прошлого, оставившими след в мировой культуре, цитировала выдающихся мыслителей, слова которых создавали атмосферу презентаций, перекидывали мостик из прошлого в настоящее и будущее, устанавливали планку в оценке творчества, тем самым проявляя и подчёркивая значение поэтического наследия Кати Яровой. Мне близок подход Сергея Эйзенштейна, которого столь часто упрекали в излишней любви к цитатам, что он высказался на эту тему: «Я понимаю цитаты как пристяжные справа и слева от скачущего коренника. Иногда они заносят, но помогают мчать соображение разветвлённым вширь, подкреплённым параллельным бегом… Но — ни боже мой! — когда цитата идёт цитате в затылок нудным цугом!» Многие из тех, кто подходил ко мне после выступлений, говорили, как им понравились высказывания известных людей, которые я приводила, сопровождая их своими комментариями и связывая с Катей. «Сотни людей проходят мимо цитаты, пока они её не обрели сами в своей и по своей области — тогда они её видят: она им подтверждает или помогает до-осознать, до-тянуть», — писал Эйзенштейн.
Созвучные мне взгляды на искусство я находила порой у самых неожиданных авторов. Вот, например, цитата из книги «Легенда о Сен-Микеле» Акселя Мунте, врача, писателя, гуманиста, археолога, мистика и авантюриста: «Мы выехали на залитые солнечным светом луга и поля. И тут я услышал своего любимого жаворонка… Это самый великий артист из всех — он поёт сердцем». А вот что писал Стендаль в «Жизни Россини» об итальянской певице Джудитте Паста: «Уходя со спектакля, невозможно помнить ни о чём другом, кроме глубочайшего волнения, которое нас наполняет… Друзей г-жи Паста спросили, кто был её учителем как актрисы. У неё никогда его не было. Им было сердце». Катино «единство сердца и строки, поступка, жеста…» исповедовалось всеми истинно великими в искусстве, и это интуитивно чувствуют в их творчестве те, кто способен сопереживать. Когда я спрашивала слушателей, какие Катины песни им больше нравятся, половина отвечала «конечно, лирические!», а другая половина — «конечно, политические!». Общим было это «конечно», свидетельствующее о горячем, неравнодушном восприятии.
Настоящий поэт — это тот, кто делает поэтами нас. Александр Поуп писал, что дело поэта состоит в том, чтобы говорить то, что все мы чувствуем, но никто из нас не может так хорошо выразить. Это хорошо удавалось Кате. Она помогала людям глубже заглянуть в себя. Умела «отжимать гигантский смысл из будничных понятий», говоря словами Эмили Дикинсон.
