– Ты изменила будущее, – сказал Чэнь, чтобы на всякий случай сменить тему разговора. – Я это чувствую. Теперь мы можем идти домой.
Мосс и Грейсон молча уставились на него.
Домой? В какой именно дом – из множества?
Фрисби не вернулся к ним, и они не вернулись к фрисби. Под сенью Балконных Утесов они улеглись на одну продавленную кровать. Уже совсем другая игра. Чувство завершенности накатило на них – как будто лежишь в мягком мху, и он тебя окутывает. Чэнь отвердел, точно скала, а твердь Грейсон превратилась под ее одеждой в мягкость и уязвимость, и она позволила себе расслабиться в их объятиях.
– Что бы ты делала, не будь всего этого? – спросила Мосс у Грейсон. Если бы Землю не постигла такая катастрофа. Если бы Компания не уничтожила столь многое.
– Я бы искала тебя у приливных бассейнов.
– Не обманывай себя. Ты бы меня даже не узнала. На меня нельзя наткнуться случайно.
– Пусть даже так. Я бы все равно искала.
Все трое прекрасно знали: любой путь кончается, всякой жизни есть срок. Но они понимали также, что всякий путь – редок и драгоценен. Что не всякий путь начинается на окраине Города, пролегает через пески пустынь навстречу двойникам, в чьи глаза смотреть – все равно, что в зеркало. Не всякий путь придерживался таких намерений, что были у них.
– А ты, Мосс? – спросил Чэнь.
– Я бы дожила свои дни у моря. Одна, в своих мыслях. Я бы отрезала себя от всех и вся.
Грейсон радовалась, потому что знала: если она когда-нибудь умрет, Мосс сможет возвратиться в свои приливные бассейны.
– А ты, Чэнь? – спросила Грейсон.
– Какая разница. Я бы делал то, что делал.
Но они знали, что он хотел сказать – что ему не хотелось жить в будущем, где не было бы Грейсон, Мосс и их общей цели. Они стали единым целым, единым телом, а у тела нельзя отрывать конечности. Всеобъемлющая Мосс. Легкомысленный и недалекий Чэнь. Грейсон – со своей настойчивостью, которой хватало с лихвой на всю троицу. Их столь многое теперь объединяло. Когда эта связь исчезнет, когда Мосс сольется с приливами, все, что им останется – извечно тосковать. Обыденная речь сделается для них нестерпимой издевкой, пародией на мысленное общение, к которому они давно привыкли. Никто не согласится на физическую близость, когда познана близость телепатическая. Возможно, они столь близки в последний раз.
Мосс расскажет им утром, объяснит все утром. Когда они будут стоять снаружи, взирая на здание Компании.
Может быть, они поймут.
Где-то в другом Городе фрисби застучал по камню, мягко проехался по песку. Где-то в воздухе исчез детский мячик, отбитый ногой ребенка.
С того момента ребенок тот изменится навсегда. Уверует в духов, в чудеса, в энтропию, в алхимию. А может, утратит веру вообще во все.
Проход закрылся, и Мосс вернулась в одно место, в одно время – снова.
Снова распласталась на кровати.
Мятежник и предатель – в одном лице.
xiv.
страшный недуг скрывается в красоте – между строк
Что Чэнь делал для Компании? До того, как он предал Компанию? До того, как он украл дневник Чарли Икса и отправил его вместе с саламандрой через стену глобул в другое место?
Чэнь-новобранец утилизировал умирающих биотехов в прудах-отстойниках. Чэнь-доброволец проверял продукцию Компании на наличие признаков болезни, чтобы больных можно было спровадить в пруды-отстойники… ну или отдать Чарли Иксу.
Неважно – добровольно ли, по призванию, – Чэнь твердил себе, что усердно трудится ради семьи, жены, двоих детей и бабушки, о которых тот Чэнь, что был с Грейсон, привык думать как о далеких звездах… таких же далеких, как и те, настоящие, усыпавшие ночное небо. Возможно, потому что его развратила мысль о том, что они на самом деле не существуют, никогда по-настоящему не существовали. Но также и потому, что Чэнь-нынешний знал, что они не имеют значения: он никогда не увидит их снова; они остались так много реальностей позади, сотни копий наказанного и использованного в нуждах Компании Чэня позади.
Чэнь, живший в своей квартирушке на Балконных Утесах и отрабатывавший на территории Компании недельные смены, спал на многоярусной кровати вместе с остальными работягами ночью, а днем – следил за биотехами. Сбрасывал их в пруды-отстойники, чтобы на них охотились существа, уже жившие там, отказавшиеся умереть, а ведь только смерть им и пророчили, только смерти им и желали. Но раз не умерли – что ж, сказала Компания, пусть послужат другой цели. И они служили. На том и порешили.
Люди, с которыми работал Чэнь, поблекли и превратились в медленно движущиеся тени в его сознании. Глобулы, с которыми они работали, были формой загрязнения – чем-то вроде радиации, ртути, с поправкой на то, что природа их была биологической, а воздействие – временным.
Чэнь носил специальную одежду, защищавшую его от воздействия стены глобул, когда работал там. Как только «продукт» был готов, можно было перейти в другую, безопасную зону. В зоны временного загрязнения – вблизи здания Компании. В большинстве случаев работники отделывались тошнотой. А иногда их тела становились нестабильными, не могли решить, где им жить-быть – здесь или там, тогда или сейчас.
Один только голос Чарли Икса доносился из потайной комнаты по другую сторону стены глобул, с той стороны, которую Чэню не дозволено было видеть. По ту сторону Чарли Икс вел свой дневник. Вот только… глядя на отражения в глобулах, можно было увидеть искаженное лицо Чарли Икса. Увидеть дневник на краю его стола. Как часто Чарли Икс упоминал о нем, как от него зависел! Может быть, те зеленые узоры свидетельствовали о Мосс, но как Чэнь мог тогда это узнать? Он, получается, был так близок к ней – и никогда ее не знал. Вернее, тогда – не знал. «Знал где-то и когда-то, но этот Чэнь Знающий был не я», вот как он порой уточнял.
Но Мосс действительно была там, на другой стороне. Мосс видела Чэня. Заметила Чэня. Узнала, что уравнения Чэня помогают стабилизировать и рационализировать порождаемый Компанией кошмар. Что уравнения Чэня рационализируют даже тот кошмар, который учинил над ней Чарли Икс. Насколько применимы, конечно, к ее тогдашнему состоянию все эти понятия – «видела», «заметила», «узнала», – тот еще вопрос.
Так что со временем Мосс поняла, что есть версии Чэня, которые не могут справиться с тем, что их попросили сделать – как раз когда Грейсон попросила ее найти призывников или добровольцев, могущих помочь их делу.
Людей, которые могли ненадолго превращаться в монстров, но должны были снова стать людьми – чего бы это ни стоило.
Что есть человек, как не тот, кто становится монстром? Что есть человек – по опыту Мосс, во всяком случае, – как не разновидность демона?
Чэнь, доброволец, надел перчатки и специальную одежду, чтобы осмотреть биотеха, заключенного в стене глобул. Стена была тем местом, где он проводил большую часть своего времени. Стена, в конце концов, и сломала Чэня – того, что был с Грейсон. Сломала сильнее, чем он сам себя поломал. Что такого? Никакой слабины в этом ведь нет. Смотришь в лицо, непохожее на твое, но все еще слишком знакомое. Лицо, созданное в лучшем случае, чтобы кому-то служить или кого-то развлекать, а здесь – служащее даже более низменной цели: как белок для какого-то другого существа, созданного для служения или развлечения, провалившего тестовый отбор и предназначенного для ссылки в пруд-отстойник.
