Южная дверь не открывалась. Чэнь навалился на нее плечом. Мосс трещала по швам. Грейсон обратила к буре лицо. Выхватила пистолет – но чуть менее беспомощной себя не ощутила. Не было никакого выхода, никакой возможности спастись.
Фигура врезалась в Балконные Утесы, утратила форму, превратилась в хаос сыпучих частиц в воздухе, развеянный ветром. За высоким пронзительным воем они услышали, как рушится секция ветхой крыши, как стены скрипят от напряжения, пытаясь выдержать то, что невозможно было выдержать.
Скребущееся, ужасное присутствие, требующее, чтобы его впустили. Троица знала – все как один, – что как только оно сфокусируется на них, как только расколет их черепа и проникнет в их разум – тут же им и конец.
Камни и ветки бились о стены вокруг них.
Но южная дверь по-прежнему не открывалась.
– Отойдите в сторону! – крикнула Грейсон.
Она выстрелила четыре раза. Пули застряли в металле. Дверь не открылась.
– Мосс, забери нас отсюда! – крикнул Чэнь.
– Не могу! Буря мешает! – крикнула в ответ Мосс.
Буря бушевала не только в этом пространстве и в этом времени. Она застила всю ее внутреннюю карту, закрутила стрелку компаса. Заглушила информационные потоки, отрезала пути к отступлению. Частицы ее иного «я» обычно сбивали с толку ее сверхъестественные чувства.
Дверь распахнулась изнутри, и Чэнь в ярости выскочил наружу, одержимый ужасным духом, ужасным импульсом. Сияющий, как маяк абсолютной опаляющей белизны. Рот – будто зияющая рана на лице, а глаза дико закатились.
Ноктурналия.
Мосс поняла: утка его обратила.
Какая-то часть Чарли Икса обратила его и взяла под контроль.
Но она не смогла отвернуться достаточно быстро. Не-Чэнь потянулся к ней, и даже когда она попыталась раствориться в цветах, в граде листьев, он пронесся сквозь ее тело, задел ее плечо и, когда она на мгновение распалась, сгреб цветы с ее груди. Прежде чем она ахнула и снова стала человеком. Рука Не-Чэня стала зеленой, не отпуская часть ее тела.
А другая его рука – с секачом – ударила их Чэня в спину.
Грейсон выстрелила в Не-Чэня. В горле у него появилась дыра, и он рухнул навзничь, ухватившись рукой за дверную задвижку изнутри и снова закрыв ее. Они все еще были заперты снаружи, теперь вес Не-Чэня давил на дверь изнутри. Чэнь тяжело привалился к двери снаружи.
Буря неистовствовала, и они прижались друг к другу, не ведая своего будущего, но все улеглось через какое-то время. Все успокоилось.
Они оказались не готовы.
Они думали, что достигли конца пути.
Но это была всего-навсего середина.
xvi.
слишком много заплатим мы за то чудо – внутри
Если бы кто-нибудь со стороны Чэня вытянул глобулу из стены и направил бы взгляд в образовавшийся проем – непременно увидел бы Чарли Икса и его лабораторию на другой стороне. Возможно, тот даже сунул бы в ответ новую глобулу в прореху – с новым экспериментальным детищем внутри. Глобулы Чарли прилаживал с неизменно серьезным выражением лица. При должной удаче можно было разглядеть даже потайную дверцу, ведущую в потаенную комнату.
Иногда из-за причуд освещения светлые глобулы на фоне черной стены казались парящими в воздухе вопреки тяготению. Почти как огромные пузыри над поверхностью моря. Или – когда обмен был завершен, и существа из глобул отправлялись куда-то еще, – почти как бурливые, лихо закрученные волны.
Узор из грубых окружностей с пойманными внутри существами – вот что взгляду тому представало. И казалось даже, будто были они в каком-то смысле внеземными, или не вполне земными, и Чарли Икс вслух задавал Мосс вопрос – когда та сидела, лежала или стояла позади него на стуле, кровати или полу… а что произойдет, если инопланетяне взаправду снизойдут на Землю и найдут Город? И Компанию впридачу? Найдут стену глобул Чарли Икса? Они вообще поймут, для чего все это служит? Это их обеспокоит? Они это одобрят? Они вообще хоть как-то отреагируют?
Чарли Икс не знал, чего от них ждет сам, и в этом абсолютно честно признавался Мосс. Он вообще любил с ней говорить – то есть, в какой-то мере он любил говорить с самим собой, ведь Мосс была его созданием. Но Мосс впоследствии заявила Грейсон и Чэню, что всегда знала – Чарли Икс ошибался, у него с ней ничего общего. Возможно, в глубине души он знал это – и даже на это рассчитывал. Где-то там, в глубине души.
Но до того момента Мосс, с которой говорил Чарли, которая записывала всю его болтовню, была густым зеленым гумусом, размазанным по стене глобул. Каналом связи, неотъемлемой частью гения Чарли Икса. Всякий обмен со стеной проходил только благодаря Мосс. Пространство и время видоизменялись внутри нее – если рассматривать глобулы как некое «тело» под зеленой «кожей». Конечно, довольно-таки грубое приближение.
Как несправедливо. Сколь беспечно. Ужасно – ощущать глубину и растяжения телом, которое изначально существовало плоским, чья текстура – всего в дюйм глубиной.
Чарли Икс любил говорить, что вкладывает частичку себя почти во все, что делает. Существо, похожее на ежика. Саламандра. Утка со сломанным крылом. Разумный мох – Мосс.
Мосс позже сказала, что ей досталась наименьшая из возможных частичек. А та, что досталась, – была изолирована от остального и методично вытравлена.
О, если бы только это было возможно.
Мосс знала – или думала, что знает, – что появилась позже, и была далеко не во всех версиях Города. Мосс стала радикальным изменением, гораздо более серьезным, чем все изначально дозволенные изменения, и все же – ее не хватало.
Чарли Икс в свои двадцать семь лет, возможно, уже прожил целую жизнь, перебравшись в здание Компании. Возглавив лабораторию, начав экспериментировать с формой и функцией, размыв линии между искусством и изделием. Почувствовав себя этаким могущественным оркестрантом, организатором и манипулятором жизнью.
Но много позже практический вопрос у Компании – чтобы где-то кто-то купил у нее товар, – отпал почти во всех версиях Городов, но в общем контексте Города Компания все равно продолжала существовать, как будто открылась некая фундаментальная истина, гораздо более значимая, чем сами Город и Компания… не особо, впрочем, уловимая – этакий призрачный белый свет, костяная белизна, озаряющая весь мир.
Когда оковы практических вопросов были сброшены, идея «эксперимента» подменила идею «произведения искусства». Конечный «продукт» облагался моралью в ничтожно малой степени, а искусством – как позже всяк по-своему узнали Мосс и Чэнь, – в степени еще более ничтожной.
Конечно, в том был кругом виновен Чарли Икс, хотя, в каком-то смысле, его винить было не в чем. Чарли Икс просто придерживался старых истин. Растения не чувствуют боли. Животные – объекты, которыми можно манипулировать, как продуктами или ресурсами. Чарли Икс не воспринимал все сущее так, как воспринимала Мосс, и полагал, что «мягкие технологии» должны прислуживать тем же хозяевам, что и «жесткие технологии» – до них.
