— Ох, это просто смешно! — с облегчением рассмеялась девушка.
— Это была какая-то певица. Я-то все больше по «Уотербойз» и «Левеллерз»
[118]… Но она тоже пела вполне прилично.
— Это была Танита Тикарам. Диск называется «Древнее сердце».
— Спасибо…
— Если хочешь, я дам тебе кассету. Ты сможешь ее переписать.
— Здорово…
И тут из кармана куртки Фрай раздался короткий звуковой сигнал.
— Вот черт! — проворчала она.
— Зачем ты вообще притащила с собой эту штуку?
Диана вытащила пейджер, отключила звук и посмотрела на номер.
— Звонит человек, с которым я пыталась связаться весь день, — пояснила она. — И вот наконец он перезвонил.
— Важный звонок?
— Это наш любитель птиц, Гэри Эдвардс.
— Так ты не забыла…
— А ты все еще считаешь, что это важно? Может быть, тогда мне лучше вернуться к машине и перезвонить ему?
— Давай, — согласился Купер, немного поколебавшись.
Диана выпрямилась и стала пробираться через россыпи булыжников в сторону парковки, которая располагалась в нескольких сотнях ярдов под ними, возле «Старой мельницы».
— Скоро увидимся, — сказала она Бену.
— Конечно.
* * *
«Черт возьми! — подумал Купер. — Как раз в тот момент, когда я собирался спросить про Хитченса…»
Он опять поднял бинокль. Теперь ему приходилось напрягать зрение, чтобы увидеть фигуры возле пикапа. Казалось, что все они склонились над каким-то листом бумаги и что-то обсуждают друг с другом, кивая, как будто решали кроссворд или что-то в этом роде.
Через несколько минут после того, как Диана ушла, Бен увидел, как две смутные фигуры двинулись в сторону от дома. Полицейский понял, что они движутся вдоль проселка, который вел с территории фермы. Третья фигура осталась и теперь стояла, опираясь на пикап.
Купер проследил, как два человека прошли через первые ворота и двинулись вдоль все того же проселка в сторону шоссе. Когда они пересекли проселок и подошли к дыре в заборе, которая выходила на тропинку, идущую на Целину, он понял, что должен идти вслед за ними.
Бен взглянул на часы. Почти восемь. Кто еще говорил что-то о восьми часах вечера? Он мысленно перебрал всю информацию и вспомнил об отчете Фрай о встрече с Шарлоттой Вернон. Каждый вечер в это время женщина посещала место на Целине, где было найдено тело ее дочери.
* * *
— Значит, давайте повторим все еще раз, мистер Эдвардс, хорошо? — предложила Фрай. — Вы стояли на Вороньем склоне возле груды камней, когда увидели старика с черной собакой, который прошел в самом конце тропинки, которая проходила у подножия холма.
— Нет, — ответил ее собеседник.
— Что значит «нет»? Это указано в вашем заявлении!
— Ничего подобного. Откуда вы вообще это взяли?
Диана смотрела сквозь ветровое стекло своего автомобиля на освещенные передние окна «Старой мельницы». Она все еще не знала точно, чего хочет добиться от этого орнитолога-любителя. Гэри Эдвардс уже заявил ей, что он абсолютно уверен, в какое время видел старика. У него точные часы, и он абсолютно уверен во времени, сказал он и пояснил, что привык точно фиксировать время наблюдений.
Хотя сейчас, кажется, девушка что-то нащупала. Она быстро просмотрела заметки, которые сделала, когда читала отчет о беседе с ним.
— Вот передо мной заявление, которое вы, мистер Эдвардс, подписали, — сказала она затем. — Я сейчас зачитаю вам отрывок. Слушайте: «В бинокль я увидел голову собаки. Она просматривалась через подлесок. Голова была наклонена к земле, и собака обнюхивала ветку. Она была черная».
— Правильно, — подтвердил орнитолог.
— Дальше вы рассказали: «А потом я увидел мужчину, который был с этой собакой. Это был старик в кепке. Он двигался влево от меня. Шел спокойно, а не бежал. Я убрал бинокль и увидел, как мужчина с собакой исчезли в лесу. Все это произошло возле ручья, который течет вдоль тропинки, которая называется пешеходный маршрут “Иден Вэлли”».
— Ну-у…
— Значит, собака была черной.
— Нет, я этого не говорил.
— Так вот же это написано! И вы это подписали. «Она была черная», — это ваши собственные слова.
— Вы меня совсем не слышите. Так же, как и тот, другой. Тот вообще ничего не слушал.
— Вы говорите о сержанте Ронни?
— Вот именно. О нем. Он записывал все, что хотел услышать, нет? Послушайте меня — через бинокль я видел только голову собаки. И голова была черная.
— И?..
— Так что вся собака могла быть вовсе не черной. Теперь поняли? Я точно не могу сказать, потому что убрал бинокль, понимаете? Я мог бы определить ее цвет только тогда, когда она вышла на открытое пространство. Но к тому времени освещение стало очень обманчивым. Было поздно, и солнце уже почти село. В этом случае у вас могут быть проблемы с светоопределением.
— О’кей, я вас поняла. Но, по вашему мнению, собака была черной, правильно?
— Нет. Понимаете… мне кажется, что она была скорее черно-белой.
— Почему? Вы же только что сказали…
— Просто собаки этой породы обычно имеют такой окрас. Когда их показывают по телевизору, то они почти все черные с белыми пятнами. Считается, что это хорошая маскировка, чтобы овцы не видели их на склоне холма.
— Вы это о чем? — удивилась Диана.
— Помните «Человек и его собака»
[119]? Так вот, это была пастушья собака, с лохматой шкурой. Называется бордер-колли
[120].
— Это был лабрадор. Вы же точно видели черного лабрадора!
— Да послушайте же, что вам говорят! И все точно запишите, ради всего святого! Уж лабрадора от колли я как-нибудь сумею отличить. Это был бордер-колли. Черно-белый. Я в этом абсолютно уверен.
— Мне кажется, — вздохнула Фрай, — нам лучше всего встретиться завтра утром и зафиксировать ваши новые показания, мистер Эдвардс. Хорошо?
— Как скажете. Но только быстро, потому что в районе пустоши Стэнтон видели пару бекасов.
Закончив разговор, Диана Фрай вдруг вздрогнула и чуть не уронила телефон: она вспомнила еще кое-что. Это была фотография Лауры Вернон. Ее полный вариант, из которого потом увеличили голову девушки, чтобы использовать ее при поисках. Фрай видела это фото лишь однажды: оно случайно попалось ей на глаза, когда девочка еще официально считалась пропавшей без вести. Лаура была сфотографирована в саду «Вершины», счастливая и улыбающаяся в солнечном свете. А у ее ног на фотографии лежала собака. Черно-белая бордер-колли.
