— Я совершенно разбита.
— Вы здорово старались, — пожал плечами Купер.
В другое время его тон показался бы Фрай слишком покровительственным, и ее реакция была бы совсем другой. Но сейчас она была настроена миролюбиво. Засунув ракетку под мышку, девушка протянула своему противнику руку.
— Тогда пожмем друг другу руки.
Бен с удивлением посмотрел на нее, но автоматически пожал протянутую ладонь. У него была такая же горячая рука, как и у нее, и пот на их ладонях смешался, когда их распухшие пальцы неуклюже коснулись друг друга.
— Бен, я прошу прощения, — сказала Диана.
— За что? За плохую игру?
— За то, что я говорила сегодня о твоем отце. Я не знала…
— Да знаю я, что ты не знала. — Девушка почувствовала, как его рука напряглась, и улыбка опять исчезла с его лица. Оно вновь стало непроницаемым и лишенным каких-либо эмоций. Струйка пота сбежала с его брови прямо ему в глаз. Бен заморгал, отвел глаза, и Фрай отпустила его руку.
— Сегодня инспектор Хитченс все мне рассказал, — вздохнула она. — Он послал меня прочитать, что написано на мемориальной доске… Твоего отца убили при аресте грабителя-наркомана, правильно? Он был настоящим героем.
Купер внимательно рассматривал мяч у себя в руках, а потом сжал его и почувствовал, как из него вырвалась струйка теплого воздуха.
— Его убил совсем не грабитель, — ответил он. — Вокруг того паба стояла целая куча молодняка, и они все объединились, чтобы отбить этого урода. Так что убили его именно они. Их было слишком много. Они повалили его на землю и затоптали насмерть.
— И что же с ними произошло?
— Да ничего особенного, — услышала Фрай в ответ. Бен достал из кармана носовой платок и вытер глаза и лоб. — Нет, их всех, конечно, нашли. Все это вызвало слишком много шума в Идендейле. Их было семь или восемь человек, и каждый из них рассказывал в суде свой вариант истории, а обычный набор адвокатов выискивал малейшие возможности их отмазать. Так что точно доказать, кто ударил отца по голове, так и не удалось. Помню, все свелось к обсуждению пятен крови на их обуви. Защита утверждала, что они забрызгались, потому что, видите ли, стояли слишком близко к телу.
Детектив замолчал, глядя вдаль, и его глаза наполнились гневом и болью.
— Троим дали по два года за непредумышленное убийство, остальных приговорили к испытательному сроку за драку, — произнес он наконец. — Это, понимаешь ли, было их первое нарушение закона. Естественно, они все были пьяными. Но ведь для суда это сейчас смягчающее вину обстоятельство или я ошибаюсь? То есть еще одна отмазка.
— Я не знала, Бен. Правда, не знала.
— А ты думаешь, я стал бы с тобой играть, если б подумал, что ты знаешь? Я не так одинок. — Мужчина вытер платком затылок. — Хотя, наверное, это была не самая лучшая идея — сквош в такую жару.
— Тебе надо было самому рассказать мне об отце. Почему ты молчал?
Купер посмотрел себе под ноги.
— Если это тебя и вправду интересует, то я сыт по горло всем, что слышу об этом. Мне все это вбивают в голову вот уже два года. Каждый раз, когда я вхожу в здание, мне приходится смотреть на эту чертову мемориальную доску. А ты знаешь, что они еще привинтили маленькую бронзовую табличку к скамейке на Клаппергейт? Для того, чтобы жители Идендейла тоже не забыли своего героя. Так что теперь я стараюсь там не ходить. А если приходится, то обхожу это место по другой стороне улицы, чтобы не видеть этой таблички. А возьми всех этих людей, которые якобы его помнят. Их оказались тысячи… Даже те, кто ничего о нем не слышал, пока он был жив, теперь знают о нем абсолютно все. Это после того, как газеты закончили раскручивать его историю.
— Как в Мюрее…
— Именно. Как в Мюрее. «Это паренек сержанта Купера», «А вы, случайно, не сын сержанта Купера?»… А мне каждый раз больно от этого. Каждый раз, когда я слышу, как кто-то произносит эти фразы, у меня ощущение, что они специально теребят эту рану, чтобы не дать ей затянуться. Смерть отца опустошила меня. А люди не хотят дать мне забыть о ней. Иногда мне кажется, что если еще хоть один назовет меня «пареньком сержанта Купера», я сойду с ума.
Бен бросил мяч на пол и совершенно бессознательно ударил по нему на отскоке — так, что тот задел заднюю стену и вернулся прямиком ему в руки.
— А когда это случилось, ты уже работал в управлении Е?
— И даже в уголовном розыске. Именно в тот момент я арестовывал вора, типичного представителя отбросов Идендейла. И сидя в машине рядом с ним, я услышал крики о помощи по рации. Наверное, я этого никогда не забуду.
— И ты после этого не ушел со службы?
— Конечно, нет, — ответил Бен, удивившись. — Как раз наоборот. Это мотивировало меня еще больше.
— Мотивировало? А у тебя что, есть амбиции?
— Есть. Вот, например, скоро у нас освобождается сержантская должность. Я хочу ее получить.
— Удачи тебе в таком случае, — сказала Фрай. — У тебя должны быть неплохие шансы.
— Я уже ничего не знаю, — ответил Купер. — Сначала я думал, что да, а теперь…
— Конечно, есть, — повторила девушка, внезапно разозлившись на его опустившиеся плечи. Об отце он говорил с гневом и страстью, а через пару секунд изменился и теперь имел вид побежденного.
— Ты так считаешь?
— Мне кажется, что тебя очень уважают. Все в управлении тебя знают. Не говоря уже о простых жителях.
— Ах да. Жители… — произнес Купер с пренебрежением.
— Если б у них было право голоса, то ты давно стал бы мэром.
— Правда? Ну, мы все знаем, насколько на них можно положиться.
Посчитав, что ее извинений достаточно, Диана уже начинала злиться на Бена из-за его нежелания решительно избавиться от того, что делало его таким угрюмым и мрачным. Она наблюдала, как он опять ударил мячом об пол и отбил его длинным медленным свингом, после которого мяч вновь вернулся к ним.
— Мне кажется, что это здорово, когда у человека так много друзей, — сказала девушка, — и когда он живет в такой дружной семье.
Ее напарник отвел взгляд от мяча, озадаченный тем, как изменился ее голос.
— Наверное, ты никогда не сможешь оставить все это, правда, Бен? — добавила она. — Скоро ты женишься, может быть, на старой школьной подружке, вы купите здесь дом, заведете детей, собаку и так далее…
— Конечно, — согласился Купер. — А что в этом плохого?
— А по-моему, хуже этого уже ничего не может быть, — заявила Диана и запустила мячиком в плафон на потолке.
* * *
Шарлотта Вернон обнаружила Дэниела в комнате Лауры. На туалетном столике лежала пачка писем, аккуратно перевязанная розовой лентой. Хозяйка дома уже видела эти письма раньше, но никогда до них не дотрагивалась. Она вообще ничего еще не трогала в комнате дочери. Ей казалось, что, сделав это, она признает, что ее девочка ушла навсегда.
