— Я написал ей, чтобы сообщить, что буду дома в прошлый уикенд, — объяснил Дэниел. — Она говорила, что хочет со мной поговорить.
— О чем? — спросила его мать.
— Не знаю. Но мне показалось, что это серьезно. И я сказал, что уикенд проведу дома. Но обманул. Я так и не появился…
— Ты всегда писал ей гораздо чаще, чем нам, Дэнни.
— Вам? А вам мои письма никогда не были нужны. Вы всегда занимались своими делами. А вот Лауре нужна была связь с внешним миром. Здесь она себя чувствовала как в тюрьме.
— Не говори чепухи.
— Ты считаешь это чепухой?
Дэниел развернул следующее письмо и пробежал глазами по строчкам, написанным его собственным почерком. Его мать подошла к окну и, слегка раздвинув шторы, посмотрела на оранжерею, зажмурившись от слепящих солнечных лучей, которые отражались от ее стеклянной крыши. Она поправила фарфорового медвежонка, поставив его на положенное ему место на подоконнике. Это было пресс-папье, сделанное из настоящего фарфора «Ройял Краун Дерби»
[76] с изысканными рисунками в стиле Имари
[77] на поясе и лапах. Грэм привез его в подарок Лауре из одной из своих командировок. Шарлотта перевела взгляд на сына и долго смотрела на него, пока его полное погружение в письма не вывело ее из себя.
— А что конкретно ты там ищешь, Дэнни? — выпалила она. — Подтверждения своей собственной вины?
— Ну, вашей можно и не искать, — сказал молодой человек, густо покраснев. — Ни твоей, ни отцовской. Мне их тыкали в физиономию достаточно долго.
— Не смей со мной так разговаривать!
Шарлотта и сама была расстроена тем, что ее сын не соизволил заехать домой хотя бы на пару дней в перерыве между сомнительными прелестями каникул, проведенных в Корнуолле с друзьями, и возвращением в университет задолго до начала занятий. Она считала, что сын так рано вернулся к месту учебы из-за довольно странного, по ее мнению, чувства ответственности. Миссис Вернон не понимала, почему он предпочитает держаться подальше от дома. Сейчас она с брезгливой гримасой смотрела на грязные пятна на джинсах сына и потертости на его ботинках и принюхивалась к запаху застарелого пота. Он выглядел усталым, на лице у него были видны темные круги под глазами и однодневная щетина. Дэниел сильно напоминал Шарлотте его отца, такого, каким тот был когда-то, девятнадцать лет назад, до того, как успех и деньги заставили его накинуть на себя вуаль обходительности и утонченности. Грэм тоже был когда-то человеком, который с трудом сдерживал свои страсти.
— Одного не хватает, — неожиданно произнес Дэниел.
— Что ты сказал? — не поняла его мать.
— Одного письма. Я написал его Лауре из Ньюкуай в прошлом месяце. И вот его не хватает. Где же оно? Она всегда держала письма по порядку.
— Их просматривала полиция, — неуверенно предположила Шарлотта. — Может быть, они его забрали?
— На кой черт оно им сдалось?
— Не знаю. Все зависит от того, что в нем было написано, правильно?
— А разве они могут это делать?
— Ну, наверное, им разрешил отец. Ты лучше у него спроси. Я ведь не знаю, что они здесь искали.
Дэниел положил письма на стол и опять аккуратно и тщательно перевязал их ленточкой, несмотря на то, что его пальцы дрожали.
— Мне кажется совершенно очевидным, что именно они могли здесь искать.
Юноша направился к двери, но Шарлотта взяла его за руку. Она была уверена, что сегодня он еще не мылся, как, впрочем, и вчера. Шея у младшего Вернона была сальной, а майка вся в пятнах. Его матери до боли захотелось лично оттащить его в ванную и потребовать, чтобы он сбросил всю грязную одежду на пол, как она делала это всего пару лет назад.
Но женщина понимала, что сын уже давно вышел из-под ее контроля. То, что он делал в Эксетере, оставалось для нее абсолютной загадкой. Он больше не рассказывал ей о своих занятиях, друзьях или о том, где живет. И она больше не понимала злого, всем недовольного молодого человека, в которого превратился ее сын.
— Дэнни, — произнесла миссис Вернон, — не осуждай нас слишком сурово. И не стоит возвращаться к прошлым спорам, которые не имеют никакого отношения к тому, что произошло сейчас. Пусть полиция выясняет, что произошло с Лаурой. А мы все должны учиться жить вместе, но без нее.
Она наблюдала за угрюмым выражением лица юноши и вдруг поняла, что уже никогда и ничего не сможет на нем прочитать. Он напряг мышцы, чтобы вырваться, чтобы порвать последнюю физическую связь между ними.
— Твой отец… — попыталась зайти с другой стороны Шарлотта.
Но этого ей говорить не стоило. Дэниел сбросил ее руку со своей.
— Как же я могу не осуждать вас? — злобно усмехнулся он. — Ведь это вы с отцом ответственны за то, что случилось с Лаурой. Вы отвечаете за то, во что она превратилась.
Он остановился на пороге комнаты сестры с искаженным яростью и презрением лицом и посмотрел на Шарлотту.
— А ты, ма, так и не смогла рассмотреть, во что превратилась твоя дочь.
* * *
Трое стариков набились на переднее сиденье белого пикапа Уилфорда, который направлялся вниз, от Им Мур в сторону Хоуп Вэлли. По пути друзья старались избегать основных шоссе, оставляя их туристам, но, достигнув шоссе А625, они попали в поток вечернего транспорта, который возвращался из Кастелтона. Все трое сидели в кабине среди пустых мешков и никому не нужных инструментов. Пол машины был засыпан мятыми газетами, на которых валялась старая кость, стояла пластиковая бадья и лежал небольшой мешок с мертвым кроликом. Сэм, сжатый с обеих сторон своими приятелями, неловко ворочался, двигая своими костлявыми коленями и пытаясь найти под приборной доской место для своей трости, подпрыгивая при этом на каждой кочке. За рулем сидел Уилфорд, который глубоко натянул кепку, чтобы волосы не растрепались от задувавшего в открытое окно бриза. Ехал он, неожиданно дергая рулем и резко ударяя по тормозам перед каждым поворотом, к которому они приближались. А вот Гарри, который сидел с внешней стороны, вел себя так, будто ехал в лимузине. Он положил руки на колени и медленно двигал головой, наслаждаясь мелькающим за окном пейзажем.
В кузове пикапа, на горе из джутовых мешков, ехала коричнево-белая коза. Она была крепко привязана к заднему борту короткой цепью, так что ей было не добраться до боковых бортов. Время от времени коза поворачивала голову и блеяла на потрясенных этим зрелищем велосипедистов. Неровности дороги заставили самосвал с грузом из каменоломни, который двигался перед пикапом, замедлить скорость. Перед ними проплывали до боли знакомые складки и неровности холмов и странные, непредсказуемые участки пейзажа, в которых скрывалась вся история добычи свинца в этом регионе, начиная с древнейших времен и до наших дней. На одном из полей виднелась череда ям и насыпей, по которым можно было проследить за направлением круто падающей свинцовой жилы.
