То тут, то там попадался отдельно стоящий шахтный ствол, окруженный для безопасности изгородью. Много лет назад из одного из таких стволов вытащили два трупа, что привело к раскрытию широко известного убийства.
— Даже со всей своей наукой, — подал голос Гарри, — полицейские все еще ходят по округе со своими вопросами.
— Естественно, — откликнулся Уилфорд.
— Прям как в песне, — заметил Сэм.
— В какой это песне? — удивился Дикинсон.
Били негромко запел скрипучим немузыкальным голосом. Мелодия была известна им всем: «Ol' Man River» из мюзикла «Шоу-пароход»
[78].
— И никому ничего не говори, — твердо повторял главную фразу песни Сэм.
Через минуту двое других стариков присоединились к пению, не попадая в ноты и прерывая его взрывами хохота.
Проехав через Бамфорд, Каттс свернул на неухоженный двор и посигналил. Из собачьей будки выбежали две овчарки-полукровки, которые бросились в их сторону на всю длину своих цепей, непрерывно лая и рыча на колеса машины. Из дома вышел мужчина лет сорока, с непричесанными волосами и большой кустистой бородой, и направился в их сторону.
Уилфорд обратился к нему, как к Скрабби
[79].
— Так, значит, ты привез молодую козочку? — уточнил тот.
Из кузова пикапа донеслось истерическое блеяние козы. Шум оказался таким громким, что собаки прекратили лаять, онемев от изумления.
— Да вот она тебе сама отвечает! — усмехнулся Каттс.
— Эта дрянь всю дорогу указывала, куда ехать, — пояснил Гарри. — Хуже, чем сидеть в одной машине с женой.
— А собак вы с собой, случайно, не притащили? — поинтересовался Скрабби. — Только они могли так разволновать этих двух.
— Нет, собак нет, — заверил его Уилфорд.
Трое стариков осторожно вылезли из кабины и с треском и поскрипыванием распрямили ноги. Гарри обхватил Сэма рукой и помог ему спуститься со ступеньки, пока тот не смог опереться на свою палку.
— Черт побери, а это что такое? — спросил Били, почувствовав настоявшуюся мускусную вонь, которая стояла во дворе. — Запах такой, как будто кто-то блеванул, а потом поджег свою блевотину.
— А это наш молодой жених, — ответил хозяин двора. — В этом году он вошел в охотку чуть раньше, чем обычно. Думаю, что козочка уже почувствовала его запах.
Из кузова раздавались быстрые чмокающие звуки. Коза махала хвостом с такой скоростью, что выбивала дробь на бортах машины, и так тянула за цепь, что ошейник глубоко впился ей в горло, и она закашлялась. Увидев Уилфорда, бедное животное снова заблеяло.
— И что, ты хочешь спарить их прямо сейчас? А можно посмотреть? — спросил Сэм.
— Конечно, можно, я даже денег с вас не возьму за просмотр, — отозвался хозяин козла.
Коза сама потянула их к невысокой каменной постройке, размером не больше, чем стойло для свиней, к которой с двух сторон примыкал окруженный стеной выгон. Именно там был источник вони. Троица наклонилась, чтобы заглянуть через небольшое отверстие в темноту постройки. Они смогли рассмотреть что-то большое и волосатое, непрерывно двигающееся внутри. Существо стучало копытами в ворота и терлось головой о стену.
— Боже правый, — заметил Сэм, — да у него такие шары — куда там твоим лучшим турнепсам, Уилфорд!
Неожиданно коза забеспокоилась, как будто настроение у нее поменялось и ей захотелось домой.
— Давай, Дженни, — нежно проговорил Каттс.
Вместе с хозяином они впихнули козу на выгон, и Скрабби отодвинул засов на воротах. Все настороженно вздохнули, когда на улице появился хрипящий и дымящийся от страсти козел. Он был в два раза больше козы, с мощной грудной клеткой и плотной, спутавшейся шерстью. На спине у него лежали толстые перекрученные рога, напоминающие корневища дерева, а на позвоночнике шерсть уже успела вытереться, и сквозь нее виднелись куски слоящейся кожи, твердой и морщинистой, как хобот слона. Животные задвигались по кругу, с наслаждением принюхиваясь к задницам друг друга. Верхняя губа козла завернулась и обнажила его голые верхние резцы — больше всего это напоминало улыбку развратника, наслаждающегося ароматом сексуального возбуждения.
Скрабби с любопытством рассматривал Гарри, почесывая бороду и поигрывая куском упаковочного каната, который был обернут вокруг столба, чтобы им можно было завязать ворота.
— Слыхал, что вы тот самый мужик, который нашел девчонку, убитую в вашем районе? — спросил он Дикинсона.
— Ну да, новости у нас разносятся быстро, — подтвердил тот.
— Смешно, правда?
— Да просто обхохочешься, — согласился Гарри.
— Я видел ее фото в газете. Разбить ей голову — это, пожалуй, последнее, что может прийти в голову большинству этих молодых козлов.
— Правда?
— А ты так не думаешь?
— Ей было всего пятнадцать, — сказал Уилфорд, не оглядываясь.
Скрабби не видел его лица, но, видимо, смог о чем-то догадаться по тону его ответа.
— Наверное, так, — произнес он.
Тем временем козел маневрировал на выгоне таким образом, чтобы очутиться у козы за спиной и взгромоздиться на нее, однако та оказалась слишком резвой для него. Она была гораздо легче своего «жениха» и всякий раз, когда он приближался к ней, ускользала от него, поворачивалась к нему мордой, а потом вновь убегала, зазывно помахивая хвостом. Из глубины грудной клетки козла раздавалось низкое рычание, а иногда он стонал, как раненое животное. Он бил в бока Дженни передними копытами, оставляя на них грязные следы, а потом, все больше разочаровываясь, начал прихватывать ее зубами. Его язык вывалился изо рта, и с него капала слюна. Копыта животных разрыхлили землю в загоне, и белая шерсть на их ногах покрылась пылью. Пытаясь оторваться от козла, Дженни споткнулась, упала на колени, но в последний момент смогла подняться и вновь убежать.
— Она совсем не хочет ему помочь, — заметил Скрабби.
— Строит из себя недотрогу, — кивнул Сэм.
— Она совсем молоденькая, — пояснил Уилфорд. — И не понимает, что происходит.
— Могла бы просто стоять не двигаясь! — проворчал хозяин козла.
Затем он нехотя забрался на загородку загона. Козел рыкнул на него, после чего вернулся к козе.
В следующий раз, когда коза была совсем рядом, Скрабби схватил ее за шею и притянул к себе. Он поворачивал ее шею до тех пор, пока она не оказалась зажатой мертвой хваткой, с мордой, повернутой в его сторону, и с глазами, вылезающими из орбит от ужаса. Она тяжело дышала, ее бока ходили ходуном, а ноздри порозовели.
