— Не знаю, — пожала плечами Полина. — Но что-то, ясное дело, меняется. Впрочем, ты же как-то жил?
— Приспособился, — хмыкнул я. — Но жизни такой и врагу не пожелаю.
— Я понимаю… — кивнув, прошептала девушка. — Наверное, понимаю…
В пальцах Полины хрустнула, переломившись пополам, коктейльная соломинка — когда девушка успела достать ее из фужера, я и не заметил.
* **
Этой ночью мне снилось, что я на миссии — уговариваю Пушкина зашифровать в стихах сообщение для моих родителей. Поэт упирается, выдвигает одно возражение за другим, но ни одно из них не кажется мне убедительным. Время от времени в комнату входят Федор Федорович, Виктор, Горислав, Полина и даже Ольга с Ковальским (последние двое — вместе, чуть ли не под ручку) — и все как один горячо поддерживают упрямца Пушкина. В конце на лошади в двери въезжает Зуля — причем вся в гипсе, как в скафандре, только лицо виднеется.
«Не соглашается?» — спрашивает, кивая на Александра Сергеевича. Голова у нее закована нацело с туловищем, но каким-то образом двигается.
«Нет», — развожу я руками.
«Так убить его за это мало!» — заявляет Зуля.
В руках у нее откуда-то появляется допотопный автомат — как у гангстеров в американских фильмах. Очередь прошивает Пушкина — но тому все нипочем.
«То, что мертво, умереть не может! — хихикает поэт, пожевывая гусиное перо. — Отличная фраза, кстати — надо будет в «Евгении Онегине» использовать. Или в «Руслане и Людмиле»? Как думаешь, где лучше будет смотреться?»
Затем все повторяется снова — раз, другой, третий… Я то забываю какие-то аргументы, то снова их вспоминаю, то изобретаю новые — только все без толку: помогать мне Пушкин не желает категорически.
Что характерно, Ирочки в моем сне не было. Зато утром меня ждало ее сообщение в мессенджере:
«Встретила классного парня. Прости. Не звони и не пиши. Но разрешаю иногда вспоминать. Удачи, было неплохо», — и еще две строчки разнообразных смайликов, разглядывать которые внимательно я не стал.
Тоже спишем на происки коварного Эф Эф?!
Глава 17
г. Москва, июль 20** года
Текущий поток времени
— Уроборос тебе в дышло, что ты тут забыл, парень?
Застигнутый врасплох, я затравленно обернулся: в дюжине шагов за моей спиной в седле своей каурой, мрачный, как грозовая туча, возвышался инструктор верховой езды… Редкий случай: я так до сих пор и не запомнил его имени. Из потаенных глубин сознания всплывало лишь чуднóе отчество: Эрастович.
— Я что, тихо спрашиваю? — не дождавшись моего ответа, сердито прорычал всадник. — Кто разрешил спешиться?
— Я… Я это… С лошади упал… — пробормотал я первое, что пришло в голову.
— А она при этом поводом за ветку просто на ходу зацепилась, удачно подпрыгнув? — зловеще прищурившись, процедил Эрастович.
— Не знаю… Наверное…
— Чудеса, да и только! — саркастически покачал головой инструктор. — Прям, заколдованное место!
Заколдованное оно или нет, место было тем самым, где два дня назад слетела с коня Зуля. И оказался я сейчас здесь, конечно же, не случайно. Ну и повод, разумеется, не сам собой оказался на ветке — это я его набросил, чтобы потом не ловить пугливую Плотву (да, именно так выделенную мне сегодня лошадку и звали!) по всему полигону.
Рассказ несостоявшейся напарницы — вернее, даже не сам ее рассказ, а прозвучавшие в адрес Эф Эф обвинения — не давали мне покоя. Действительно ли то падение Зули было подстроено? И если да, мог ли за этим происшествием стоять отец Полины? Сама Ибрагимова пребывала в полной убежденности, что именно так дело и обстояло, но верить в злой умысел со стороны Федора Федоровича, а уж тем более — его дочери, мне категорически претило. По крайней мере, с одних лишь слов Зули верить, без весомых доказательств.
Первой моей мыслью — сразу после визита в больницу — было тупо отправиться на следующий день к самому Эф Эф и прямо его обо всем спросить, но не зря говорят, что утро вечера мудренее: с рассветом выложить карты перед главным подозреваемым (справедливо подозреваемым или нет — второй вопрос) уже не казалось мне такой уж хорошей идеей. Идти с разговором к Полине тоже, пожалуй, не стоило: все-таки дело касалось столь близкого ей человека. Пусть к Зуле она меня послала и в пику отцу (опять же, если положиться на мнение Ибрагимовой), предугадать, как напарница себя поведет, столкнувшись со столь серьезными обвинениями в его адрес, я не брался.
Да и если все в итоге обернется пустой фантазией, наветом ее старой недоброжелательницы — каков я тогда окажусь в глазах Полины?!
Рассудив так, я решил прежде, чем с кем-то что-то обсуждать, хоть что-нибудь попытаться проверить. В конце концов, юрист я или где? Вон, даже криминалистику как-то ухитрился сдать — пусть всего на троечку, но без подготовки, по сути!.. Хотя нет, в текущей версии потока времени перед тем экзаменом я вовсю корпел над учебниками и в итоге заработал в зачетку заслуженное отлично… Ну так тем более!
Случай приступить к «расследованию» представился мне скоро: уже в это утро в графике моих тренировок числилась верховая езда. И началось все довольно неплохо — воспользовавшись тем, что Эрастович отвлекся, я сумел заглянуть в журнал регистрации, который инструктор вел по старинке, на бумаге. Ожидаемо оказалось, что в тот день Зуля была не единственной ученицей на полигоне. Помимо Ибрагимовой, в списке позавчерашних подопечных Эрастовича значились еще три ни о чем не говорившие мне фамилии… и (маэстро, туш!) «Белоголовцев Ф.Ф.» собственной персоной.
В смешанных чувствах — разгоревшийся охотничий азарт боролся в моей груди с окончательно осознанным нежеланием разочаровываться в Полинином отце — дрожащей рукой я достал из кармана смартфон и несколько раз — для верности — сфотографировал нужную страницу. Затем торопливо захлопнул журнал и спрятал гаджет — в комнату как раз входил инструктор.
Все же скорее ободренный, нежели разочарованный первым результатом (какова бы ни была улика, она добыта! Кто молодец? Игорь Одинцов молодец!), я вскочил в седло и после обычных стартовых упражнений получил от Эрастовича указание проскакать несколько кругов. Это-то мне и было сейчас нужно. О месте, где Зулю постигло несчастье, я ее накануне выспросил, как смог, досконально и нашел его теперь без особого труда. Правда, со второй попытки. Первые два дерева, подпадавшие под описание Ибрагимовой, не несли на себе никаких следов якобы привязанной к ним проволоки. Тщательно осмотрев их стволы и на всякий случай пошарив в траве вокруг — как уже сказано, безрезультатно — я вернулся в седло и, проехав еще метров пятьдесят, наткнулся на вторую подходящую пару. Две высокие березы стояли, обступив утоптанную тропку — справа дальше начинались густые кусты, слева — крутой уклон: миновать эти природные воротца стороной можно было, лишь очень сильно этого захотев.
