— Из любого правила бывают исключения, — покачал головой полковник. — Вы же понимаете, с кем собираетесь сойтись в поединке? Или нет?
— С камер-юнкером Александром Пушкиным, — самым равнодушным тоном, какой только смог выдать — для пущего контраста с этим его с придыханием произнесенным «кем» — ответил я.
— Нет! — возвысил голос Данзас. — Не просто с каким-то там камер-юнкером! С великим русским поэтом! С гением, какие рождаются один раз в сто лет! С кумиром образованной публики! С протеже господина Бенкендорфа, шефа жандармов и главного начальника третьего Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии! С человеком, чьим личным цензором выступает сам Государь!
— Простите, я и не знал, что дерусь сразу с пятью противниками, — хмыкнул я в ответ на этакий заход со всех возможных козырей.
— Это все один человек — Александр Пушкин! — проигнорировал мой неприкрытый сарказм полковник. — Но человек поистине выдающийся! Представляете, что будет, если в ходе поединка вы даже не застрелите — просто серьезно его раните? Вас незамедлительно арестуют и предадут военному суду! Но это еще полбеды: на вас ополчатся не только власти: вся просвещенная Россия! Современники проклянут вас! Потомки станут плеваться при одном только упоминании фамилии «Солженицын»! Вы этого хотите?
— Признаться, о моих желаниях вопрос здесь не стоит вовсе, — вздохнул я. — Я прибыл в столицу всего на пару дней и менее всего собирался потратить это время на окололитературные споры со стрельбой. И господину Пушкину мной не было сказано ничего такого, чего автор его известности не слышит постоянно. Гений счел себя оскорбленным? Мне жаль. Но…
— Так принесите свои извинения, поручик — и недоразумение окажется исчерпано! — горячо перебил меня Данзас.
— И не подумаю! — гордо вскинул я голову. — Как я уже сказал, не вижу в тех своих словах ровным счетом ничего зазорного. Каждый читатель имеет право на конструктивную критику! Мне не за что извиняться — решительно не за что! Однако, если господин камер-юнкер отзовет свой вызов — со своей стороны я, конечно же, не стану настаивать на поединке.
— Он не отзовет! — с усмешкой бросил не участвовавший до той поры в разговоре д’Антес. — Уж я-то его знаю!
— Как раз в вашем случае вызов был благополучно отозван, Жорж, — раздраженно повернулся к нему полковник.
— Ну да: после того, как я сделал предложение сестре его супруги, — хмыкнул гвардеец. — И то боюсь, что не за горами новый… Даже удивлен, что Александр попросил меня представлять сегодня здесь свои интересы — ирония судьбы, не иначе…
— Да уж, я отлично справился бы и без вас, Жорж, — холодно бросил ему Данзас.
— Ничуть в этом не сомневаюсь. Но все же считаю своим долгом помочь — чем могу. Поэтому и уточняю, чтобы попусту времени не терять: не получив от обидчика извинений — в самых недвусмысленных выражениях — сего вызова он нипочем не отзовет.
— Ладно, оставим это, — устало буркнул полковник. — Дуэль — так дуэль. Кто ваши секунданты, поручик? — снова повернулся он ко мне. — Нам нужно обсудить условия поединка.
— Вот тут, господа, небольшая заминка, — виноватым тоном проговорил я. — Мы с сестрой только сегодня прибыли в Петербург и еще не обзавелись в столице знакомствами. Если бы вы были так любезны порекомендовать мне достойного человека…
— То есть секунданта у вас нет? — аж просиял от этой новости Данзас.
— Увы…
— Тогда это означает, что дуэль не может состояться! — радостно заявил он.
— Постойте, — как по заказу, снова вмешался гвардеец. — Господин поручик только что объяснил нам причины, по которым не может назвать имени своего секунданта, и лично я нахожу их вполне уважительными! Я подыщу вам доверенное лицо, сударь, — с любезной полуулыбкой обратился он ко мне. — Единственное, сделать это успею только к завтрашнему утру… Но ручаюсь: не пробьет и десяти часов, как секундант будет у вас!
— Условия необходимо обсудить сегодня! — хмуро бросил полковник. — Александр просил с этим не тянуть!
— Совершенно согласен! — с искренним энтузиазмом подхватил я. — Мне и самому нет никакого резона затягивать дело! Так что готов оговорить все необходимое незамедлительно, а секунданта поставим обо всем в известность позднее.
— Это против правил, — покачал головой Данзас.
— Сделаем так, — предложил я, и не думая отступать. — Я нынче же безоговорочно приму любые ваши условия. Наверняка вы их уже продумали? Согласен без обсуждения — на все! Уверен, господа: там нет ничего бесчестного или несправедливого! Подпишу не глядя, а секундант приложит к ним свою руку завтра.
— Это совершенно против правил, — угрюмо повторил полковник — все столь же сердито, но уже будто бы с некоторым сомнением.
— А по-моему, вполне годится, — с готовностью заявил ему наперекор д’Антес. — Раз господин поручик согласен — почему нет? Вы правы, — оборотившись ко мне, он извлек откуда-то исписанный мелким почерком листок, — предложение мы составили — вам осталось только поставить свою подпись. Оружие — пистолеты. «Противники становятся на расстоянии двадцати шагов друг от друга и пяти шагов (для каждого) от барьеров, расстояние между которыми равняется десяти шагам», — начал читать по бумажке гвардеец. — «По данному знаку идя один на другого, но ни в коем случае не переступая барьера, противники могут стрелять… Сверх того, принимается, что после выстрела противникам не дозволяется менять место — для того, чтобы выстреливший первым огню своего противника подвергся на том же расстоянии… Когда обе стороны сделают по выстрелу, вне зависимости от их результата, поединок считается завершенным»… Вот только с часом и местом встречи пока не определились, — заметил он, закончив чтение и кладя листок на стол передо мной.
— Я слышал, на Черной речке, близ Комендантской дачи, есть отличная площадка — от Коломяжской дороги она отделена густым кустарником и тем самым неплохо сокрыта от посторонних глаз… — «вспомнил» я.
— О, я хорошо знаю это место, — кивнул д’Антес. — Великолепный выбор!
— Согласен, — неохотно буркнул Данзас. — И все же, такое обсуждение — категорически против правил…
— А время — пусть будет полдень, — уже не слушая его, предложил гвардеец.
— Не возражаю, — склонил голову я.
На том и порешили.
* **
— С десяти шагов? А Александр Сергеевич, и в самом деле, здорово на тебя зол, — заметила, входя в гостиную, Полина. Гости только что удалились, унося с собой документ с подписанными мной условиями завтрашнего поединка. — Как бы он не изменил своим привычкам и не пальнул, не доходя до барьера.
— Машина считает, что не изменит, — невольно передернувшись, ответил я. На всех своих состоявшихся дуэлях поэт ни разу не стрелял первым.
— Хорошо, если так, — кивнула моя напарница.
— С местом, вон, она правильно предсказала — ну, что секунданты Пушкина согласятся на Черную речку… — добавил я, не столько убеждая «сестру», сколько уговаривая самого себя.
