— Присаживайтесь, — предложил мне хозяин, неопределенным жестом указав на длинный стол.
Торопливо кивнув, я сделал несколько поспешных шагов и опустился на крайний от двери стул, оказавшийся, к слову, довольно жестким.
— Что ж вы так несмело-то? — подбадривающе улыбнулся обладатель серого костюма, но прежде, чем я успел сообразить, что он имеет в виду, и пересесть ближе к высокому столу, хозяин уже подошел и устроился напротив меня — тоже с самого краю.
— Ну, давайте знакомиться, — проговорил он затем, положив руки на столешницу и слегка подавшись вперед. — Меня зовут Анатолий Сергеевич.
— Игорь, — представился я. И, подумав, уточнил: — Игорь Дмитриевич Одинцов.
— Отлично, — кивнул хозяин, с таким видом, словно я верно угадал ответ на какую-то каверзный задачу — чем, кстати, живо напомнил мне манеру Федора Федоровича. Одна школа? — Давайте условимся, Игорь, — отчество мое Анатолий Сергеевич проигнорировал — как мне показалось, едва ли не демонстративно. — Я задам вам несколько вопросов. Но, отвечая на них, вы станете говорить лишь о том, что видели или в чем участвовали сами. Ну а если не видели и не участвовали, то хотя бы являлись современником. Не о чем где-то прочли, услышали — как о событиях прошлого, пусть и якобы самого недавнего — только живые впечатления. Постарайтесь не ошибаться и не пытайтесь юлить — и то, и другое вам только навредит, к тому же, ложь я сразу замечу. Готовы?
— Вы доктор? — не спеша с согласием, спросил я — поняв (пожалуй, даже слишком хорошо поняв), что именно от меня хотят.
— И доктор тоже, — кивнул хозяин. — Даже дважды доктор: доктор права и доктор физико-математических наук. Еще, помнится, защищался по философии, но ту степень обнулил очередной Скачок.
— Э… Скачок? — вопросительно приподнял я брови.
— А вы как это называете?
— Что называю?
— Ладно, пока не важно, — нетерпеливо повел рукой Анатолий Сергеевич. — Готовы отвечать на вопросы?
— Готов, — не решившись более тянуть резину, заявил я.
— Ну, тогда поехали. В каком году в России проходил Чемпионат Мира по футболу?
— Э… — первый же вопрос вызвал у меня определенные затруднения. — Как вы сказали, рассказывать о том, чему сам был непосредственным свидетелем?
— Да, именно так, — кивнул хозяин.
— Что ж… Тогда держите: в 2014-м и 2018-м! — после коротких колебаний, выпалил я абсурдный на первый взгляд ответ, с некоторым вызовом поднимая глаза на собеседника.
В 2014 году я был еще относительно мелким и на футбол ходил с отцом. Как сейчас помню: стадион «Лужники», матч «Россия — Италия», ничья 2:2. Это потом вдруг оказалось, что мундиаль «перепрыгнул» на 2018-й, а за четыре года до того проводился… не помню даже где. Но зато в 2018-м я снова попал на матч Чемпионата Мира. Отец был еще жив, но билет мы смогли достать только один — и пошел я. Те же «Лужники», «Россия — Саудовская Аравия», наши победили 3:1. Этот матч, кстати, до сих пор актуален — ну, по крайней мере, до вчерашнего вечера он из реальности стерт не был. Только счет в одну из пятниц поменялся — на 5:0.
— Принято, — невозмутимо кивнул хозяин. — Следующий вопрос: Крым чей?
— Наш, — не сдержал я нервной улыбки. Что это, тест на политическую лояльность?
— И когда именно он стал «нашим»?
И снова с ответом у меня возникла проблема. В «моем» 2014-м на Украине все было еще спокойно — их сборная, кстати, приезжала к нам на тот самый «первый» Чемпионат Мира, но вылетела после группового этапа. А в 2015-м Крым был уже российским — якобы с 2012 года. Потом оказалось — с 2014-го — но все это уже, как говорят юристы, «показания со слов третьих лиц»…
— В заданных вами рамках — не могу сказать, — развел я руками. — «В живую» не застал.
— Понятно. А Донбасс?
— Что — Донбасс?
— Донбасс когда вернулся?
— Так он же не… — начал было я, но сам себя прервал. — Стоп! Забыл совсем. В 2015-м. Только там почти сразу «переигралось»… Но было, хотя и недолго. В 2015-м, — с энтузиазмом повторил я.
Вспоминать, что именно и в самом деле происходило на моей памяти, а что каждый раз впитывалось из сторонних источников и тупо заучивалось, оказалось даже увлекательно. Раньше я подобным анализом не злоупотреблял, опасаясь запутаться и проколоться, и сейчас получал неподдельное удовольствие. Даже если оно в итоге обернется для меня дурдомом (в чем я, к слову, уже сильно сомневался) — что с того? Вернее всего, в первую пятницу июня все снова переиграется…
— Ясно, — констатировал между тем Анатолий Сергеевич. — А пандемия уханьского гриппа на мир когда обрушилась?
— В 2019-м, осенью. Только начало прошло мимо меня, — совершенно уже прямым текстом заявил я. — Как, собственно, и конец. Когда я о ней узнал, пандемия якобы уже четвертый месяц шла. Потом тот грипп, кстати, на какой-то непонятный коронавирус заменили. А затем раз — и вовсе убрали, чуть ли не на самом пике карантина — будто и не было ничего…
— Будто и не было ничего… — задумчиво повторил за мной хозяин. — Что ж, думаю, довольно вопросов, — решил он, с видом человека, добросовестно выполнившего свою работу, откидываясь на спинку стула. — Федор Федорович был абсолютно прав насчет вас…
— Типа, в смысле, что я псих? — не удержался я от провокационного вопроса.
— В смысле, что, вне всякого сомнения, вы — Столп, хотя и не закрепленный. Признаюсь, удивительно — в вашем-то возрасте. Как вы вообще выжили?
— С трудом, — хмыкнул я. — А что значит — «столп»? Что-то вроде «полный остолоп»?
— Думаю, настало время все вам объяснить, Игорь — тем более, как я только что убедился, мы с вами вполне способны говорить на одном языке, — заявил Анатолий Сергеевич, снова несколько подаваясь вперед. — Итак. Как вы с лихвой прочувствовали на собственной шкуре, реальность, образованная текущим потоком времени, отнюдь не неизменна. Она способна меняться — и регулярно меняется. Большинство людей этого просто не замечают — упраздненной версии они не помнят, а вот пришедшую ей на смену знают и воспринимают как единственную. Но встречаются те, кто при Скачке — так мы называем момент изменения реальности из-за вмешательства в поток времени — так вот, есть те, кто при Скачке прежнюю «редакцию» не забывают. Это — Столпы. Люди, частично вырванные из оков потока времени, приподнявшиеся над ним. Такими рождаются не каждый второй, не каждый десятый и даже не один на сто тысяч, но все же достаточно заметное количество. Беда в том, что, если Столп не «закрепить» — как именно, пока не спрашивайте — то, во-первых, он будет лишь противоположностью, своего рода зеркальным отражением обычного человека — незабытая прошлая реальность не оставит в его сознании места для новой. В результате, вместо преимуществ — одни неудобства, вам ли не знать. А во-вторых, уже годам к пяти такой Столп утратит свои особые свойства, постепенно превратится в того самого «нормального», обычного человека. Ну или попросту «поедет крышей». На моей памяти, Игорь, вы первый незакрепленный Столп, кто дожил до двадцати лет в здравом уме.
