Произнеся: “Кто бы согласился, кряхтя, под ношей жизненной плестись”, он остановился и устрашающе прошептал:
– Когда бы неизвестность после смерти,
Боязнь страны, откуда ни один
Не возвращался, не склоняла воли
Мириться лучше со знакомым злом,
Чем бегством к незнакомому стремиться!
Так всех нас в трусов превращает мысль… –
Тут он презрительно расхохотался.
Видя искреннее восхищение Терри, Кальверо стал читать один монолог за другим, хотя ему и не требовалось поощрения со стороны. Его голос рокотал по всему дому. Но в самом разгаре монолога “холопа и негодяя”, посреди обличений – “Кровавый, лживый, злой, сластолюбивый” – раздался резкий стук в дверь, и громкий голос миссис Олсоп грубо прервал его декламацию:
– Немедленно прекратите этот шум, мистер Кальверо! Все соседи на вас жалуются!
Конечно, это положило конец представлению. Кальверо застелил диван и снова провалился в сон под музицирование бессменного трио оборванцев, которые, как обычно, выступали в вестибюле углового паба неподалеку.
И вдруг эта музыка плавно перешла в оживленную увертюру, и Кальверо – в комическом гриме инспектора манежа – выскочил на сцену и сразу же запел бодрую песню:
Я очень опытный циркач,
Я дрессировщик и трюкач.
Зверей я вышколил немало –
Льва, тигра, волка и шакала.
Разбогател я без труда
И жил не хуже принца.
Но невзначай пришла беда –
Лишился я зверинца.
Спустил все деньги на вино,
Всему виной – оно!
Но знают все: унынье – грех,
А от него лекарство – смех!
В корзине роясь бельевой,
Я вдруг подумал: “Ох!
Слоновий топот, волчий вой –
Кошмар! А если блох
Начать дрессировать?
Успех придет опять!”
Чтоб я по джунглям в зной бродил,
Варясь в поту жестоком!
Своих талантов – пруд пруди:
Кишат под самым боком!
(чешется под мышкой)
Своих талантов – пруд пруди:
Кишат под самым боком!
(чешется повсюду)
Поймал одну я блошку
(Где именно – секрет),
Учил всему немножко:
Гимнастика, балет…
Освоилась моя блоха
И притащила жениха.
Я предоставил стол и кров им –
Своей питаю плотью-кровью!
Я им не покупаю
Шампанского с икрой –
Их щедро угощаю
Я собственной икрой!
Бесплатно угощаю –
Да, собственной икрой!
Они устроились на мне
Уютно и привольно,
Когда гуляют при луне –
Щекотно мне и больно!
Ребят кормил я на убой
И вышколил как надо!
Теперь доволен я судьбой:
Они – моя отрада!
Спешите, спешите
На чудо-представление!
Спешите, спешите
Свое проверить зрение!
Вот Генри, вот Филлис,
Кормилец и отец им – я!
Летать научились
На цирковой трапеции!
И крайне осторожно
Чешитесь, господа!
Талант случайно можно
Угробить навсегда!
Пока оркестр тихо повторял мотив припева, Кальверо с заправским видом профессионала развернул складной столик с откидной доской, где было написано: “ДРЕССИРОВАННЫЕ БЛОХИ КАЛЬВЕРО”. Потом он вынул из жилетного кармана маленькую коробочку от пилюль, откинул крышку и щелкнул кнутом. Ничего не произошло. Тогда он заглянул в коробочку, а потом, изобразив возмущение, щелкнул кнутом еще раз.
– Генри! Филлис! А ну прекратите! Оба! Слышите? Как вам не стыдно? Генри! Ты слышишь, что я говорю? Оставь ее в покое! Прекратите ссориться! Генри! Приготовься. Ну, давай! Алле-гоп!
Он щелкнул кнутом, и Генри подпрыгнул высоко вверх, а потом приземлился на его правую руку. Он снова щелкнул кнутом, и Генри снова высоко подпрыгнул и приземлился на руку, а Кальверо следил за его полетом. И вот снова щелкает кнут! На этот раз Генри, подпрыгнув вверх, делает кувырок в воздухе, а глаза Кальверо следят за каждым его движением, пока Генри снова не приземляется ему на руку, на тыльную сторону ладони. Он с гордостью провожает глазами Генри, который прыгает с одной руки на другую, описывая высокую дугу и делая на лету двойные кувырки.
Кальверо принимает более устойчивую позу, широко расставляет ноги, как делает обычно акробат, поднимающий второго акробата себе на плечи, и напрягает левую руку, которая держит коробочку из-под пилюль. Генри тоже готовится к решительному прыжку. Напряженное ожидание. Вступают барабаны. “Алле-гоп!” Генри подскакивает высоко в воздух, потом кувыркается: одиночный! – двойной! – нет, тройной кульбит! А потом плюхается прямо в коробочку из-под пилюль.
Очень довольный Кальверо широко улыбается публике, ища ее одобрения, и будто невзначай вытирает со своей руки пятнышко, нечаянно оставленное блохой.
Потом он щелкает кнутом и вызывает Филлис. Та шаловливо выпрыгивает из коробочки и взлетает высоко в воздух, а потом садится прямо в глаз Кальверо.
– Филлис! А ну перестань! Веди себя смирно! – Он снова сажает Филлис в коробочку, потом опять щелкает кнутом. – Филлис!
На этот раз неугомонная Филлис выпрыгивает и приземляется ему на нос. Кальверо опять нетерпеливо щелкает кнутом, но Филлис залезает ему под воротник и ползет по шее.
– Филлис! А ну-ка прекрати!
Ползая по дрессировщику туда-сюда, блоха оказывается у него на животе. Он расстегивает жилетную пуговицу и заглядывает под рубашку.
– Ах ты шалунья… Вылезай-ка сюда. – И вдруг встревоженно хмурится. – Филлис! А ну вылезай! Слышишь?
Он уже собирается расстегивать брюки, но передумывает. Теперь Филлис ползет по его ребрам и прячется под мышкой.
– Ах ты, мерзавка! Вот погоди, сейчас я почешусь! А ну, живо вылезай!
Он снова щелкает кнутом.
– Филлис! А ну-ка, вылезай! – Он пытается подольститься к ней и нежным голосом уговаривает ее, заглядывая к себе в рукав. – Филлис – ну давай… будь умницей. Генри тебя зовет.
Но Филлис не желает слушаться. Она сразу же убегает по спине Кальверо вниз, под штаны, и Кальверо вздрагивает, а потом подпрыгивает как укушенный!
– Филлис! Не смей! – Он тянет шею назад и пытается заглянуть себе в штаны. – Филлис! Ты меня слышишь? Перестань озорничать! Ты слишком много себе позволяешь! А ну вылезай немедленно!
Но Филлис не вылезает. Она опять кусается, и Кальверо подскакивает.
– Филлис, не смей! – Но она опять кусается, и Кальверо подскакивает. – Ты меня слышишь? Смотри, я сейчас почешусь!
Он снова пытается заглянуть себе в штаны. Филлис продолжает кусаться, и он скачет по сцене как бешеный. Терпение его лопнуло – он просовывает руку под брюки. Ага, вот и она! Он хватает блоху, держит ее двумя пальцами и подносит к самому носу.
