– Сейчас схожу погляжу, – сказал Кальверо.
– Без толку, – отрезала миссис Олсоп. – Внизу больше ничего нет. – Тут она повернулась и увидела Терри. – Здравствуйте, моя дорогая… А что, представление уже закончилось? Я и не знала, что уже так поздно.
– Да, уже очень поздно, – подтвердила Терри.
– Мы лучше пойдем, – сказал слепой.
Пока музыканты убирали инструменты, миссис Олсоп беседовала с Терри.
– Ничего страшного, – сказала она. – Просто мы тут кое-что отметили… Кальверо подсказал, на каких лошадей ставить, и я сорвала куш…
Музыканты собрались уходить.
– Доброй ночи, – сказал слепец.
Остальные тоже попрощались.
– Погодите-ка, – сказала миссис Олсоп. – Эта лестница страх какая крутая. Я уж пойду первая и проведу вас. Спокойной ночи, мистер и миссис Кальверо, – сказала она, закрывая дверь.
Кальверо остолбенело опустился на стул, оперся локтями о стол и запустил пальцы в волосы.
– Извините… я напился.
Терри бережно коснулась его лба.
– Меня ваше здоровье тревожит. Вы же только две недели как вышли из больницы
[26]. И вы сами знаете, что сказал врач.
– Да. Что пить мне нельзя. Что я должен все время заботиться о своем будущем – где-нибудь в приюте или работном доме… А еще подумывать о том, не пристать ли к тем седовласым нимфам и престарелым Питерам Пэнам, которые ночуют на набережной Темзы. Но лично меня такая радужная перспектива нисколько не прельщает.
– Пока я жива, вы никогда не вступите в это братство, – заявила Терри.
Вдруг Кальверо встрепенулся.
– Ой! Я же забыл приготовить вам ужин! Ах я дрянь такая! Растяпа!
Терри улыбнулась.
– Ерунда. Поужинаю попозже. Первым делом вас нужно уложить спать.
Она сняла с Кальверо воротничок и галстук, потом наклонилась и стала расшнуровывать ботинки.
– Но вы же ничего не ели.
– Вы принимали лекарство?
– Какое лекарство?
– Значит, не принимали. Лекарство для аппетита.
– Голод я уже утолил.
– Вы опять заболеете. Вам нужно есть!
– Нет, я предпочитаю пить. Настоящий характер человека проявляется, когда он пьян. Я вот делаюсь смешным… Жаль, я не принял тогда в “Мидлсексе”.
– У меня для вас хорошая новость, – сообщила Терри, расшнуровывая его башмак. – Мистер Бодалинк хочет, чтобы вы пришли к нему завтра утром, в половине одиннадцатого [sic].
– Кто такой Бодалинк?
– Он наш хореограф, я же вам о нем рассказывала.
– И что ему нужно?
– Он хочет, чтобы вы сыграли в “Арлекинаде”, нашем новом балете.
– В театр я больше ни ногой, вы же знаете.
Терри пропустила его слова мимо ушей.
– Когда я услышала, что там будет клоун, я сразу рассказала про вас Бодалинку и открыла ему, кто вы на самом деле. Он очень заинтересовался и хочет с вами встретиться.
– А я с ним – не хочу! Я покончил с театром. Я хочу держаться подальше от бара “Голова королевы”, где на меня глазеют… и показывают пальцем, как на “бывшего”!.. Нет! К тому же я больше не смешон! Я – отставной комик.
Терри улыбнулась. Она уже сняла с Кальверо ботинки.
– Завтра вы проснетесь в другом настроении.
И Терри оказалась права. Потому что Кальверо проснулся рано утром и бодро отправился вместе с ней в театр.
Пока Кальверо беседовал с Бодалинком у него в кабинете, Терри в костюме для тренировок танцевала на сцене в полном одиночестве, так как остальные балерины еще не пришли. На ней была короткая голубая юбка и легкая шелковая рубашка с длинными рукавами, мерцавшими на лету. Она делала пируэты и арабески на тускло освещенной сцене, которая сейчас была совсем пустой – только далеко слева, у стены, стояли рояль, кресло и несколько самых обычных стульев. Внезапно Терри остановилась.
– Кальверо! – окликнула она артиста, показавшегося из-за железной двери.
Он был взволнован, но спокоен.
– Все улажено, – сообщил он.
Терри тихо взяла его за руку.
– Отойдемте в сторонку, и вы все мне расскажете.
Она отвела его в дальнюю часть сцены, к сундуку, на котором оставила пальто. Кальверо поднял пальто, накинул ей на плечи, и потом оба сели на сундук.
– Жалованье невысокое, – заметил он и выставил три пальца.
– Три фунта? – Терри была приятно удивлена.
Кальверо пожал плечами.
– Ну, это только начало. Разумеется, я сказал ему, что не буду выступать под своим именем, и он согласился. Этот Бодалинк – неплохой парень. – Кальверо умолк и покровительственно поглядел на Терри. – Он говорит, вы танцовщица что надо.
Терри улыбнулась.
– Если бы вы избавились от своей фобии и зашли в театр, убедились бы в этом лично.
Он посмотрел на нее и улыбнулся.
– Почему вы мне не говорили, что сегодня утром просмотр?
– Хотела сделать вам сюрприз. К тому же я не знаю, чем все кончится. Это зависит от мистера Постента.
– Постента?
– Это владелец театра.
– Я знаю Постента, – сказал Кальверо. – Но думал, что он уже отошел от дел.
– Он действительно бросал театр, но потом снова вернулся.
– М-м-м… – иронично проговорил Кальверо, оглядывая сцену. – В последний раз, когда я для него играл, мой номер был гвоздем программы.
– Вы снова станете гвоздем программы! Вы же сам говорили: все это – только начало. Кальверо! Удача решила снова улыбнуться нам! Она так и носится в воздухе! Я ее чувствую!
Мистер Постент, владелец и управляющий театра “Эмпайр”, был крупный семидесятилетний мужчина с седыми волосами и розовым лицом, общительный, с грубоватыми манерами. На шесть лет он отошел от дел: продал театр “Эмпайр” одной корпорации и жил все это время на юге Франции, а корпорация между тем разорилась. И продала ему театр за треть той цены, за которую его купила. Это был проницательный делец – эгоистичный, но добрый.
Каждый вечер он надевал вечерний костюм и редко пропускал представление. Его всегда можно было видеть в бельэтаже, в зрительном зале часто слышался его хохот. Вкус его отличался крайностями: он любил балет самого классического образца, но питал пристрастие и к комедии самого низкого пошиба.
В то утро, когда мистер Постент появился на сцене, балерины уже собрались. Он пришел в сопровождении мистера Бодалинка и еще одного человека, чье лицо показалось Терри знакомым.
