– Молитесь за меня, – прошептала она, взяв его за руки.
– Бог помогает тем, кто помогает себе сам, – ответил он.
Она медленно высвободила свои руки и повернулась к сцене. Но вдруг снова обернулась – и, схватившись за край кулисы, посмотрела на Кальверо с каким-то выражением муки на лице.
– Я не могу – не могу сдвинуться с места! – крикнула она.
– Что?!
– Мои ноги! Они отнялись!
– Чушь! Все с вашими ногами в порядке. Это просто нервы. Ну же… давайте, походите, – сказал Кальверо и взял ее за локоть.
Но Терри крепко держалась за кулису.
– Нет, нет… Я не могу сдвинуться!
– Послушайте! – хрипло прошептал Кальверо. – Вы что, поддадитесь истерии и погубите себя – и свое здоровье, и свое будущее? Это же чистая истерия! Слышите? А ну марш на сцену!
– Нет, нет, я сейчас упаду! Принесите стул!
С молниеносной быстротой Кальверо сильно ударил ее по лицу. Невольно ее рука дернулась к щеке, на глаза навернулись слезы, от боли она попятилась назад.
– Смотрите! – прошипел он со злостью, показывая на ее ноги. – Видите – никакого паралича нет!
Придя в себя, Терри вылетела на сцену. Кальверо отвернулся. Он с волнением удалился за кулисы и прокрался за задник, прислоненный к стене. Там, в одиночестве, он встал на колени и, глядя куда-то вверх в молитвенной позе, тихонько забормотал: “Кто бы ты ни был, чем бы ты ни был, не дай ей упасть”. Рабочий сцены, оказавшийся рядом, посмотрел на него как на привидение. Кальверо сделал вид, что что-то ищет на полу.
– Я потерял пуговицу, – сказал он.
– Пуговицу?
– Ладно, ерунда, – сказал он, встал и ушел.
Аплодисментов еще не было слышно. Почему не аплодируют? Казалось, прошла целая вечность. Кальверо слышал одну только музыку!.. И никакого дробного топота ног. Ему очень хотелось посмотреть, что там происходит, но он не смел взглянуть! Он ходил позади сцены туда-сюда, как лев в клетке. Все как будто зияло пустотой, все напряженно застыло: стены, декорации, всё. Даже рабочие сцены, выглядывавшие из-за кулис, замерли, как изваяния. Кальверо охватило непреодолимое желание подкрасться на цыпочках к краю кулис и поглядеть, что же там творится.
Увидел он нечто странное и похожее на сон. Терри, сияя в золотом свете, делала пируэты и улыбалась куда-то вдаль. Кальверо отвернулся – ему показалось, что она спотыкается. Но это было просто плие – так она объяснила потом.
Он взобрался по лестнице, ведущей к колосникам. Музыка звучала все громче. Краем глаза он видел, как движутся огни рампы, следуя за фигурой, кружившейся в белом вихре. Но у него не хватило смелости задержать на ней взгляд. Теперь он оказался на колосниках. Миновав железную дверь, он очутился на площадке, где размещались верхние гримерные. В конце коридора находилось другое помещение. Поняв, что туда ему и нужно, Кальверо устремился прямиком туда.
Когда он исчез, из гримерной вышел человек, наполовину загримированный под комика-бродягу, одетый в ярко-малиновый домашний халат, и направился к той двери, за которой скрылся Кальверо. Он уверенно повернул ручку двери, но она оказалась заперта. Тогда он вернулся обратно в гримерную.
Сразу же после этого Кальверо вышел и подошел к железной двери. Он прислушался – и услышал оглушительные аплодисменты. Он быстро открыл дверь и посмотрел с колосников вниз. Терри и Арлекин раскланялись, а потом умчались со сцены за кулисы. И снова выбежали к публике. И опять умчались – под громовые аплодисменты. Потом Терри вышла уже одна. Теперь публика просто бесновалась… Шум стоял невероятный, и раздавались продолжительные крики “Браво!”
Кальверо бросился обратно на площадку – у него возникло желание спуститься на сцену. Но тут вмешалось другое желание, он развернулся и опять поспешил в ту же самую комнату.
Опять появился Домашний Халат, но его снова ждала неудача.
После того как Кальверо вышел, хлопнув дверью, и сбежал по лестнице, Домашний Халат появился снова. Теперь уборная была открыта.
Когда Кальверо дошел до сцены, публика все еще аплодировала и продолжала вызывать Терри, и та выходила снова и снова. На сцену принесли огромный букет роз. Потом Терри, постановщик и Невилл кланялись уже все вместе, потом опять одна Терри.
Наконец занавес опустился, и люди, отовсюду хлынувшие к Терри, окружили ее плотными рядами. Там был и Бодалинк, и Невилл, и балерины, и незнакомцы в вечерних нарядах – и все ее поздравляли. Кальверо стоял в стороне и улыбался, его охватили одновременно и радость, и смущение.
А потом он услышал свое имя. Его звала Терри.
– Кальверо! Кальверо! Где вы?
Толпа расступилась, давая дорогу Терри, она показалась и нашла его взглядом. По ней струился пот, волосы прилипли ко лбу.
Без лишних раздумий она подбежала к нему, крепко обняла и уткнулась лицом ему в шею.
– Кальверо! Кальверо! О, Кальверо! – и, к смущению улыбавшегося до ушей Кальверо, она разрыдалась.
– Ну, ну, будет… – отвечал он. – Не простудитесь. Вы же вся мокрая… насквозь мокрая.
После представления Постент пригласил всех на ужин, который должны были накрыть в променуаре бельэтажа. Кальверо просил посыльного передать Терри, что он будет попозже. Но в действительности он не собирался приходить на этот ужин: ему не хотелось испытывать неловкость от встречи с Постентом, на которого он работал в старые добрые времена, когда еще был звездой.
Поэтому, когда все уже готовились садиться за стол, Терри начала волноваться и сказала Бодалинку, что ей хочется разыскать Кальверо. Но Бодалинк ответил, что незачем ей самой ходить, он пошлет кого-нибудь: скорее всего, Кальверо в “Голове королевы” или в “Рассел-Армз”.
Постент сидел во главе стола, рядом с Терри. Он был очень доволен событиями сегодняшнего вечера: ведь его возвращение в театр совпало с сенсационным успехом Терри.
За ужином Терри обнаружила, что справа от нее сидит Невилл.
– Наверное, судьба – это просто старшая официантка, – сказал он.
Она рассмеялась:
– Почему же?
– Она снова сажает нас рядом.
– Я бы сказала, для вас она скорее Немезида, – ответила Терри.
– В таком случае я с радостью принимаю свою судьбу.
– Пожалуй, я это переживу, – с улыбкой ответила Терри.
– Однако, – продолжал Невилл, – хоть молчание и красноречиво, я все-таки намереваюсь сказать вам кое-что совершенно искренне… Сегодня вы были великолепны – примите мои поздравления.
– Благодарю вас.
Она чем-то встревожена, ответил про себя Невилл. Он нежно накрыл ее ладонь своей.
– Вот и все – больше мне ничего сказать. Отныне я буду оставаться красноречивым.
