– Я про свою роль, – сказал Кальверо.
– А, вот оно что. Хорошо, хорошо, – сказал Постент, распрямившись. Он явно был смущен.
– Так вам понравилось? – с нетерпением спросил Кальверо.
Постент оказался в ловушке.
– О да, превосходно, – сказал он ровным тоном, откусил кончик сигары и яростно выплюнул его куда-то в сторону. Потом повернулся к Бодалинку. – Ладно, я буду у себя, если захотите меня найти.
Бодалинк поглядел на него с недоумением.
– Разве вы уходите?
– Меня ждут кое-какие дела, – ответил Постент.
– Неужели вы не останетесь и не посмотрите репетицию?
– Вы и без меня справитесь, – сказал тот бодрым тоном и ушел со сцены.
– Босс, подождите минутку, – вполголоса проговорил Бодалинк, нагнав его уже возле железной двери. – Так как быть с Кальверо?
– Пускай репетирует, – ответил Постент.
– А если все окажется плохо?
Постент задумался.
– Если будет совсем плохо, велите ему зайти ко мне – потом, когда вы все закончите.
К актерам Бодалинк вернулся с озабоченным лицом.
– Ну, хорошо, – сказал он с наигранной веселостью. – Приступаем к репетиции.
В дверь кабинета Постента постучали.
– Войдите.
Кальверо вошел.
– Мистер Бодалинк сказал, что вы хотели со мной поговорить.
– Садитесь, Кальверо. Сигару?
– Нет, благодарю.
– Как идет репетиция?
Кальверо пожал плечами.
– Я в полном недоумении. Я не совсем понимаю, что именно нужно мистеру Бодалинку.
Постент просверлил его взглядом.
– Давайте говорить начистоту, Кальверо, – и он как-то пренебрежительно махнул рукой. – Нельзя ведь допускать, чтобы Паганини играл в оркестре вторую скрипку. А вы сейчас заняты именно этим.
Кальверо мрачно улыбнулся.
– Да я готов хоть в оловянный свисток свистеть – лишь бы за это платили.
– Господи! Да ведь когда-то на вас народ валом валил – до того вы были хороши… Ну, а теперь что же? Выступаете на подхвате. Как же так?
– Время и обстоятельства – во всем повинны они.
– По-прежнему пьете?
Кальверо (поколебавшись):
– Изредка.
Постент пожал плечами.
– Вот вам и ответ.
– О да, – саркастически поддакнул Кальверо.
– Вас всегда это подводило, Кальверо.
– Ну, теперь-то мне воздалось сполна.
– Нельзя винить во всем публику, Кальверо, – возразил Постент.
– Я ее и не виню. Публика – она такая, какая есть.
– Зрители – как морские свинки, – сказал Постент. – Они просто реагируют на те впрыскивания, которые им делают.
– Да все мы одинаковы, – заметил Кальверо.
– Тогда сделайте им правильный укол – они и будут вести себя прилично, – продолжал Постент. – Протрезвейте и беритесь за дело.
– Но я и не пью – во всяком случае, когда работаю.
– Но ваша работа неудовлетворительна, – без обиняков заявил Постент.
Кальверо побледнел.
– Понимаю… Что же я должен вам ответить?
Постент пожал плечами.
– Откровенно говоря, я предпочел бы платить вам эти три фунта просто так, лишь бы не видеть, как артист вашего масштаба позорит себя на сцене.
Кальверо задумчиво кивнул, потом встал и, не глядя на Постента, медленно направился к двери.
– Благодарю, – сказал он, прежде чем закрыть ее за собой.
Он словно в тумане вышел из кабинета Постента, а здание покинул через главный вход, чтобы не встречаться с Терри. Он не осмеливался взглянуть ей в глаза и рассказать только что услышанную новость. Он машинально направился к “Голове королевы”. Час был еще ранний, и бар почти пустовал. Кальверо заказал себе виски с содовой.
Через полчаса после окончания репетиции Терри решила выяснить, куда делся Кальверо. Постент сообщил ей, что тот ушел от него больше часа назад и, возможно, уже ждет ее дома. Хотя Терри показалось странным, что Кальверо покинул театр, ничего ей не сказав, она не встревожилась, даже когда пришла домой и не обнаружила там Кальверо. Но когда настало время уходить на вечернее представление, она забеспокоилась.
Тем временем Кальверо обошел множество баров. Он сам не помнил, где именно повстречал трио музыкантов-изгоев, но они неотступно сопровождали его из паба в паб.
Он пел, танцевал и лицедействовал под их аккомпанемент. Он повсюду таскал их за собой, и вместе они смотрелись вполне слаженным ансамблем. Кальверо был смешон как никогда. Он пел песни, и посетители пабов подпевали ему.
– Это великий Кальверо, – сказал один из посетителей. – Он снова откалывает свои трюки.
– Он просто чудесен! – сказал другой. – Никто с ним не может потягаться.
– Он выступает не хуже, чем раньше, – сказал еще один, утирая выступившие от смеха слезы после очередной импровизации Кальверо.
И все это было правдой, потому что Кальверо в самом деле выступал очень смешно и сам это понимал.
Для музыкантов это приключение тоже было очень удачным и выгодным, потому что при каждой возможности они пускали по кругу шапку. И посетители пабов не скупились. Но Кальверо этого даже не замечал. Вместе с алкоголем в него вселился какой-то комический дух. Он вдохновенно импровизировал. Он шутил, кривлялся, пародировал, пуская в ход все до единого грубые трюки, какие только можно было выкинуть в помещении бара. И посетители веселились от души.
Не удивительно, что такое лихорадочное состояние привело к неизбежному финалу. Врачи еще несколько месяцев назад предупреждали Кальверо, что разгульная жизнь очень вредна для него. И в одиннадцать часов вечера в баре-салоне “Белая лошадь” в Брикстоне Кальверо в самый разгар судорожного веселья рухнул на пол без сознания, и его отвезли в больницу Святого Фомы.
В ту ночь музыканты-оборванцы поджидали Терри у служебного входа в театр “Эмпайр”, чтобы оповестить ее о случившемся.
В больнице Кальверо чувствовал слабость и шел на поправку медленно. Его одолевали мрачные мысли, и Терри было тревожно за него, потому что он пролежал в больнице почти месяц. Врач сказал ей, что он теряет силы и интерес к жизни. Несмотря на ее попытки развеселить Кальверо, ему почти не становилось лучше. Однако он был благодарен Терри за то, что каждую свободную минуту она проводит возле его кровати.
Тем временем Терри сходила к Постенту и передала ему слова врача.
– У него нет желания жить, – сказала она. – Похоже, он быстро угасает.