– Как-то боязно выступать после всех этих талантов.
– Чепуха! Просто выходите на сцену и будьте самим собой, как в старые времена, – и все они покажутся любителями по сравнению с вами!
– Все мы – любители, – ответил Кальверо. – Жизнь слишком коротка – ее ни на что большее не хватает.
– Ну, тогда как один старый любитель другому желаю вам удачи! – сказал Постент.
– Спасибо, – ответил Кальверо, улыбаясь, и они пожали друг другу руки.
Минуту спустя, когда Постент уже ушел, в гримерную вошел Поль Чинквальвале, закутанный в белый махровый халат. Он тяжело дышал.
– Ну, как там публика? – спросил Кальверо, глядя на него в зеркало.
– О, прекрасно, – ответил тот.
– А как ваш новый фокус?
– Отлично, – ответил Поль, надевая пальто и заматывая горло полотенцем: он выступал сегодня в другом театре, и ему пора было уходить.
– Наверное, вызвал настоящий фурор?
– Ну, я бы не сказал.
– Неужели? – удивился Кальверо.
– Вся беда в том, что со стороны этот фокус выглядит слишком легким, – объяснил Поль.
– А если пару раз вначале промахнуться?
– Ну, чтобы этого добиться, мне нужно тренироваться еще.
Кальверо рассмеялся.
– Ну и ну! Наверное, на это уйдет еще семь лет! Чтобы научиться мазать!
В дверь постучали.
– Мистер Кальверо, на сцену, пожалуйста…
Кальверо скорчил гримасу и схватился за живот.
– Что с вами? – спросил Поль.
– У меня там внутри маленькая белая лампочка, она то зажигается, то выключается.
Поль рассмеялся.
– Желаю удачи, – сказал он.
– Благодарю, – ответил Кальверо, закрывая дверь.
В коридоре его поджидала Терри, уже в балетном костюме. Ей было очень страшно, она волновалась и пыталась это скрыть. Она едва узнала Кальверо в гротескном гриме.
– Какой у вас смешной вид, – сказала она с нервным смешком.
– Внешность обманчива, моя дорогая.
Терри улыбнулась.
– Я абсолютно уверена – все пройдет прекрасно!
Но в этот самый момент к ней подбежал мальчик-посыльный: он принес коробочку таблеток с бромом:
– Вот, мадам. Аптекарь сказал, что бром – лучшее средство от нервов. Инструкции внутри.
– Спасибо.
– Похоже, это от абсолютной уверенности у вас нервы расшалились, – заметил Кальверо.
Они сейчас стояли за сценой, в дальнем правом углу, и рядом никого больше не было. Большинство рабочих сцены стояли возле кулис и смотрели, как три акробата под вальс Штрауса демонстрируют нечеловеческую ловкость.
– У вас еще куча времени – целых четыре минуты, – сказала Терри.
Кальверо промолчал.
– Только не волнуйтесь, – умоляюще проговорила Терри. – Сегодня вас ждет величайший триумф.
– Посмотрим.
– Я знаю! – с жаром воскликнула она. – Но, что бы ни произошло, у вас есть я, а у меня – вы.
Кальверо посмотрел на нее с грустью.
– Правда?
– Навсегда, – ответила она.
– Навсегда… – тихо повторил он, а потом вдруг как-то забеспокоился. – Я лучше подойду ближе к сцене. Скоро мой выход. – На полпути он вдруг резко развернулся. – Я кое-что забыл, – сказал он и понесся мимо железной двери в свою гримерную.
Убедившись, что там никого нет, он просунул руку за зеркало и вытащил оттуда бутылку и стакан. Быстро налил себе бренди и залпом выпил его. Потом налил еще полстакана и снова выпил.
Когда он вернулся на сцену, Терри встретила его встревоженной улыбкой. Она догадывалась, зачем он возвращался в гримерную, но промолчала. Номер акробатов закончился, и передний занавес опустили. Кальверо с Терри стояли у кулис. Она заметила, что на него нашло странное расслабленное состояние, и в то же время он ушел глубоко в свои мысли. Он улыбнулся ей, и она нервно улыбнулась в ответ.
– Публика сегодня хорошая, – сказала она ободряюще.
– Не волнуйтесь, – ответил он с самоуверенным видом, – я ее зацеплю.
– Я в этом не сомневаюсь, – сказала она.
Оркестр заиграл энергичный тустеп. Это было вступление к его номеру.
– Удачи! – крикнула Терри.
Когда Кальверо вышел на сцену, раздались оглушительные овации, но Терри не захотела смотреть дальше. Она направилась в свою гримерную и там на мгновенье сцепила руки и закрыла глаза, словно в молитве. Она немного походила по комнате, потом постояла и прислушалась. Не было слышно ничего. Она открыла дверь и снова вышла в коридор. Оттуда приглушенно слышался голос Кальверо, но едва-едва. Однако то и дело его прерывали взрывы смеха. Причем смеялись явно не только клакеры – смеялась вся публика. Потому что произошло нечто странное.
В самом начале выступления Кальверо нервничал, и клакеры смеялись там, где им было велено, но через некоторое время они, к своему удивлению, услышали, что зал громко хохочет и после тех реплик, которые у них не были отмечены.
Даже искушенные дамы, которых больше всего интересовали мужчины из числа зрителей, вдруг перестали кокетничать и во все глаза смотрели на сцену. А Постент не выпускал из рук носового платка – то вытирал им слезы, катившиеся от смеха, то пытался заглушить приступы кашля.
Сомнений не оставалось: бенефис шел хорошо, но безусловным гвоздем программы стал сам Кальверо.
Терри по-прежнему расхаживала взад-вперед по коридору. Это становилось невыносимым: ей нужно было узнать, что там творится. Она распахнула железную дверь. На нее, как лавина, двинулась волна громового смеха, затем еще одна. Терри пошатнулась, будто собираясь упасть в обморок, и действительно упала бы, если бы помощник режиссера вовремя не подхватил ее и не усадил на стул.
Возле входа толпились рабочие и другие люди, безудержно хохотавшие.
– Не хотите поглядеть? – спросил помощник режиссера.
Не успела она ответить, как он уже начал пробивать ей путь в толпе:
– Расступитесь, пожалуйста.
Но Терри энергично замотала головой.
– Нет, нет! Благодарю… Я только хочу…
Она не договорила, потому что ее прервал очередной взрыв хохота. Глаза у нее блестели от возбуждения.
– Я лучше пойду к себе в уборную, – сказала она.
Вернувшись туда, она заплакала от радости, так что потекла тушь. Больно защипало глаза, и пришлось заново накладывать грим.
В заключение номера Кальверо нырнул в оркестровую яму, и обратно на сцену его подняли уже в сломанном барабане. Такой финал вызвал громовой хохот и аплодисменты. Но когда занавес упал, а Кальверо так и не вылез из барабана, помощник режиссера догадался, что здесь что-то не так.
