КАЛЬВЕРО
Что тут за шум и гам?
Если вы наконец замолчите
И будете паиньками, мы вас
Угостим порцией классической
Музыки моего собственного сочинения –
Моим Концертом в Зет-миноре,
с аккомпанементом Игоря Скрипучеффского
на фортепьяно и моим – на скрипке.
Когда он выходит, на сцену притаскивают рояль. Затем входят Кальверо с Партнером и приступают к своему музыкальному номеру.
В момент кульминации Кальверо (дублер
[70]) падает в оркестровую яму, играя на скрипке. Его партнер отчаянно жестикулирует, глядя за кулисы, чтобы кто-нибудь поспешил на помощь. Потом он подает знаки оркестру, чтобы оттуда подняли Кальверо. Два музыканта поднимают на сцену, поверх огней рампы, Кальверо, сидящего в проломленном барабане и продолжающего играть на скрипке, а потом двое рабочих сцены уносят его. На этом музыкальный номер заканчивается, и под бурный смех и аплодисменты занавес опускается.
В списках ролей и актеров, имевшихся к концу ноября 1951 года, еще не фигурирует ни роль Партнера, ни имя актера, который будет его играть. Вот что вспоминает Джерри Эпстайн:
Он не знал, кого взять на эту роль. Может, вы помните сцену, где он падает в оркестровую яму, там двое ребят поднимают его в барабане на сцену, и он произносит маленькую благодарственную речь. И вот, один из них – такой большой высокий парень, он иногда заменял Сидни Чаплина, и Чарли все время на него посматривал. Он наблюдал за ним и думал: это лицо будет очень забавно смотреться в эпизоде с роялем
[71]. Мы начали составлять список возможных кандидатов на эту роль, начали вспоминать разных людей, называть имена, и кто-то подошел к Чаплину и сказал, что Китон сейчас на мели – у него совсем нет денег. Как насчет Бастера Китона? Ну, и когда он услышал это, то сказал: “Хорошо, возьмем Китона. Отдадим эту роль ему”.
[72]
Советчики Чаплина заблуждались относительно финансовых проблем Китона. Поправив личное материальное положение женитьбой на Элинор Норрис, Китон уже некоторое время успешно осваивал новое поприще на телевидении, делая передачи для цикла “Шоу Бастера Китона” (1951). Не зная об удачном опыте сотрудничества Китона с телевидением, во время одной из первых встреч с ним Чаплин принялся ругать “маленький экран” – а потом сам очень смутился, что допустил бестактность. Но Китон, похоже, нисколько не обиделся. Он сказал своему агенту, что очень рад возможности поработать с Чаплином и готов сделать это совершенно бесплатно. В итоге, впрочем, было решено, что он получит тысячу долларов за два дня работы, хотя в конце концов он провел вместе со съемочной группой целых две недели.
Китон явился на работу в студию Selznik-RKO-Pathé в субботу 22 декабря 1951 года, а собственно к работе приступил во второй день Рождества, 26-го, когда снималась сцена в гримерной “Эмпайр”. На следующий день он оказывался практически в каждом кадре как один из свидетелей в сцене смерти Кальверо. Норман Ллойд, игравший балетмейстера Бодалинка, вспоминал, что во время тех сцен, где умирающий Кальверо уже закрыл глаза – из-за чего Чаплин не мог видеть происходящего вокруг, – Китон фактически выступал помощником режиссера, шепотом докладывая ему о ходе действия
[73].
28 декабря Чаплин и Китон приступили к съемкам сцен, которые должны были войти в эпизод с их комическим номером. Вначале шла та импровизация, когда они направляются из служебных помещений к кулисам в обычной, повседневной одежде, а потом появляются уже со стороны сцены в сценических костюмах; второй сценой было препирательство с театральным постановщиком, который пытается помешать их выступлению. Китон почти ничего не делал до 8 января, когда было отснято несколько небольших подготовительных запасных кадров, как это делалось в обычном порядке, перед двумя камерами – дли дальнего и крупного планов. Вот как это описано в рабочем ежедневнике:
387H Занавес … Входят Бастер и Кальверо. Интермедия с Бастером: падает под рояль. У Кальверо застревает нога под ножкой рояля. Короткий гэг с ногой… Кальверо срывает с себя воротничок.
387R Бастер играет на рояле … Кальверо играет на скрипке … падает в яму.
Хотя не было обнаружено ни одного письменного документа с планом всего сценического номера, наверное, хоть какой-то общий замысел вырабатывался заранее, поскольку эти первые отснятые кадры значатся под буквами в алфавитном порядке, относящимися к одному общему номеру 387, и костюмы с декорациями также были подготовлены заранее. Никто не оставил записей о том, как шли предварительные обсуждения, как Китон с Чаплином совместно планировали или репетировали будущие сцены, да и вряд ли на это могло найтись время в те крайне насыщенные дни, когда велись съемки на студии RKO-Pathé. За тем, как они работали на одном из этих ранних сеансов записи, наблюдала Мелисса Хейден:
Работая в паре с Китоном, Чаплин очень напрягался. Он как будто превращался совершенно в другого человека – не того, с которым я общалась в тот же день, но раньше. Я еще никогда не видела, чтобы он снимался с кем-нибудь еще, и все это шло с таким напряжением – меня это поразило. Вот тогда-то я впервые и стала догадываться, о чем весь этот фильм и что он вообще хочет сказать
[74].
В готовом фильме операторская работа того куска, где показан сценический номер, велась без перерывов (это видно по фону, тону и освещению) – вплоть до финальных кадров с падением Кальверо. Дальше идет нарезка из кадров, снятых крупным планом на сцене (в студии Чаплина), и тех панорамных кадров (снятых в студии Pathé), где видна еще и оркестровая яма с дирижером. Там заметно различие в освещении: до вырезанных кадров рояль освещается справа, а после – спереди и слева.
Всерьез работа над этой сценой началась 11 января, когда съемочная группа вернулась в Чаплиновскую студию, где на сцене № 1 были продублированы сценические декорации, использовавшиеся в студии RKO-Pathé. В тот день были отсняты сцены, обозначенные номерами 387D, 387E, 387EE, 387F и 387FF: там в основном фигурировал Китон за роялем. Но в основном вся сцена целиком снималась уже на следующий день, в субботу 12 января 1952 года. Чаплина и Китона вызвали в 8.15, и работали они до 18.15. За это время отсняли 1875 м пленки, что соответствовало примерно 70 минутам – в три с лишним раза больше, чем выходило за день работы в среднем. Составители ежедневного студийного графика, которые вели учетные записи съемок, пытались присвоить номера различным дублям, но, по-видимому, Чаплин с Китоном придумывали свой номер прямо на ходу, никого не предупреждая о том, что именно собираются делать. Лучшим свидетельством того съемочного дня являются записи, которые прямо на месте вела Кора Палматье. Стараясь уследить за развитием действия, она быстро бросает всякие попытки приписывать номера эпизодов. Эти записки, которые она вела для себя, отчасти скорописью и на огромной скорости, по большей части не поддаются расшифровке, но там, где все-таки можно разобрать отдельные слова, они, похоже, подтверждают догадку о том, что Чаплин и Китон действовали по очереди. На основе этих заметок в ожидании монтажа Палматье сумела записать примерную последовательность действий в этом номере в том виде, в каком он был снят. В расшифровке, приводимой ниже, слова курсивом вписаны от руки поверх оригинальной машинописи.
