Книга Огни рампы. Мир «Огней рампы», страница 56. Автор книги Чарльз Спенсер Чаплин, Дэвид Робинсон

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Огни рампы. Мир «Огней рампы»»

Cтраница 56

В “Огнях рампы” есть только две сцены, в которых действие происходит за пределами Сохо: это унизительный визит Кальверо в контору Редферна и ставшее результатом этого визита выступление в мюзик-холле “Мидлсекс” – в шести кварталах на восток. (В повести это провальное выступление происходит в “Холборн-Эмпайр” – в полумиле от Сохо.) Таким образом, Лондон за пределами Сохо предстает чужой, враждебной территорией. Пикадилли и Оксфорд-стрит напоминают Терри о том, как она собственными глазами увидела позор своей сестры Луизы. Когда Луиза стала любовницей богача из Южной Америки, она переехала в “маленькую роскошную квартиру в Бейсуотере”. Терри вспоминает, как работала на консервной фабрике Нортапа, где жуткие ядовитые испарения смешивались с запахом горчицы, от которой ее руки покрывались несмываемой желтизной. Это воспоминания самого Чаплина о консервной фабрике “Хейуордс” в Кеннингтоне: ее черный ход, откуда доносились едкие запахи, находился как раз напротив маленького дома на Метли-стрит, где они с матерью жили в съемной комнате в 1898 году. Кальверо переехал в пансион миссис Олсоп из “довольно комфортабельной”, но ставшей ему не по карману квартиры в Пимлико. Когда дела у него начинают идти лучше – ближе к концу “Огней рампы”, – он отправляется смотреть новую квартиру в Гленшо-Мэншнз в Брикстоне – в мрачном викторианском квартале, где братья Чарльз и Сидни Чаплины снимали свою первую квартиру в 1908 году. Одно из немногих неоднозначно счастливых воспоминаний о Лондоне за пределами Сохо отразилось в том эпизоде, где Терри сидит на галерке в Альберт-холле и слушает симфонию Невилла.

После премьеры в “Эмпайр”, хотя Терри по-прежнему живет совсем рядом, в Сохо, Невилл отвозит ее домой на такси, которое почему-то делает необъяснимый крюк и едет по Пикадилли. Это совершенно ненужное удлинение маршрута, зато оно позволяет Чаплину пуститься в сентиментальные наблюдения за ночным Лондоном:

Была теплая осенняя ночь, они ехали домой, и было что-то театральное в пустынных улицах, ярко освещенных дуговыми лампами фонарей. Пикадилли напоминала пустую сцену после спектакля. Рабочие поливали из шлангов улицы, убирая мусор после дневных представлений. Под задернутыми шелковыми шторами, как под закрытыми веками, чернели витрины. Улицы выглядели усталыми и, казалось, рады отдохнуть в тишине от человеческого общества.

Однако есть одна аномалия – язычок на карте города, официально не входящий в Сохо, а именно – Лестер-сквер. Южная граница Сохо проходит по фасадам зданий на северной стороне этой площади, в том числе – по фасаду мюзик-холла “Эмпайр”. Все, что расположено сзади, включая само здание театра, принадлежит к Сохо. А то, что находится спереди, – уже нет. Однако “Эмпайр” – средоточие действия в “Огнях рампы” – неизменно называется целиком: «“Эмпайр”, Лестер-сквер». Эта площадь, постоянно присутствующая и в повести, и в киносценарии, имеет особую историю и особый характер – не менее яркие, чем у самого Сохо. Вдоль той же границы района расположены еще три театра: на западном конце – “Лондонский павильон”, с востока – первый “Дейлиз”, а на углу Чаринг-Кросс-роуд – большой “Ипподром”, где в 1900 году 11-летний Чаплин играл кошку на кухне у Золушки.

Лестер-сквер получила свое название в честь Роберта Сидни, графа Лестерского, который в 1630–1635 годах выстроил себе особняк на северной стороне площади. Через 50 лет рядом вырос еще один особняк – Сэвил-хаус. С 1717 года оба дома были соединены, и их снимали, один за другим, два мятежных принца Уэльских. Сады, разбитые перед зданиями, были защищены старинными публичными правами (они предназначались для сушки белья), и окружали их дома подобающей солидности, где со временем поселились такие знаменитые горожане, как Уильям Хогарт и сэр Джошуа Рейнольдс. Однако к концу XVIII века площадь стала понемногу приобретать славу лондонского очага зрелищ и развлечений. Уже в 1775 году сэр Эштон Левер арендовал Лестер-хаус, чтобы выставить там свою естественнонаучную коллекцию, носившую название “Холофюсикон”; за просмотр этой кунсткамеры взималась плата, чтобы отвадить “простонародье” – то есть ту самую категорию горожан, которые позднее станут главными завсегдатаями площади. В 1794 году Роберт Баркер построил на Лестер-плейс первую в мире круговую панораму; она оставалась доступной для осмотра вплоть до 1863 года, причем картины постоянно менялись. С 1805 по 1846 год в Сэвил-хаусе выставлялись знаменитые вышитые картины мисс Линвуд, а потом в этом здании размещались развлекательные заведения самого разного свойства, в той или иной степени имевшие отношение к просвещению: бильярдные залы, тиры, бальный зал Валентино, где помещалось две тысячи танцующих, гимназии, фехтовальные классы, кофейни, винные погреба и заманчивые “пластические позы”, или “Вальгалла”, мадам Уортон. В 1851 году картограф Джеймс Уайльд соорудил в садах Лестер-сквер свой Гигантский Глобус – довольно диковинную, вывернутую наизнанку модель земного шара. В год Всемирной выставки этот аттракцион пользовался огромным успехом и собрал много денег, а позднее там же вниманию публики предлагались разные другие увеселения (правда, носившие все менее поучительный характер) – до тех пор, пока не истек оговоренный Уайльдом 10-летний срок аренды. К середине XIX века на площади имелись турецкие бани, рестораны и кофейни, а еще, как сетовал один писатель в 1844 году, “в последнее время там расплодились гостинички для иностранцев из сомнительного сословия”.


Но окончательно славу и блеск Лестер-сквер придали два знаменитых театра, возникшие там во второй половине XIX века и горделиво глядевшие друг на друга, как вечные соперники, с разных концов площади – с севера и с востока. В ранних черновиках повести “Огни рампы” Чаплин помещает действие двух важнейших театральных эпизодов – балет и бенефис Кальверо – в “Альгамбру”. Но в итоге – возможно, чтобы не покидать пределов безопасного Сохо – он отдал предпочтение “Эмпайр”. “Альгамбра” представляла собой эффектный дворец в мавританском стиле – с большим куполом и двумя минаретами. Для застройки это место освободилось еще в 1840 году, когда были снесены четыре дома XVII века (№№ 24–27), однако замыслы построить там театр и цирк ни к чему не привели. В 1851 году земля была отдана в аренду под постройку здания, которое торжественно открылось в 1854 году под названием Королевского паноптикума наук. Согласно жалованной королевской грамоте, оно должно было обеспечить Лондон музеем, посвященным “открытиям в науке и искусстве, просветительным лекциям и общему повышению знаний всех сословий общества”. Лондонцы явно не оценили по достоинству такое изобилие свалившихся на них улучшений, и не помогли ни большой орган, ни фонтан, выбрасывавший мощную струю воды под самый потолок купола, – через два года музей разорился. Здание купил за бесценок театральный антрепренер Э. Т. Смит, оно заново открылось в 1858 году – уже как дворец “Альгамбра”. Когда Смиту отказали в выдаче театральной лицензии, он приобрел лицензию на показ музыкально-танцевальных представлений и к 1860 году переделал театр в мюзик-холл “Альгамбра-палас”. Среди множества аттракционов, которые он предлагал в те годы, были цирк, мюзик-холл, Блондин, переходивший через Ниагару по канату, Леотар (“отважный юноша на летящей трапеции”) и двое боксеров, состязавшихся между собой за звание чемпиона мира по боксу, – Том Сэйерс и Джон Хинан. После смены хозяев в 1864 году единственным владельцем “Альгамбры” стал Фредерик Стрейндж, который начинал официантом, а потом разбогател на поставке товаров для Всемирной выставки. Он сразу понял, что просторный зрительный зал и сцена требуют спектакля и музыки, идеальное сочетание которых можно найти в балете, который вдобавок привлекает публику неотразимым эротизмом. Парламентский указ 1843 года о театрах запрещал ставить какие-либо драматические повествования, поэтому поначалу балеты “Альгамбры” представляли собой, по сути, просто дивертисменты. Броское зрелище – например, водопады и ливни с ураганами, где лились потоки самой настоящей воды, калейдоскопический хрустальный занавес, галлоны духов “Риммель”, которые каждый вечер разбрызгивались прямо на публику, кордебалет из двухсот с лишним танцовщиц, – все это затмевало хореографию постановок. Лишь в 1868 году “Альгамбра” предоставила ангажемент прима-балерине высокого класса Джованнине Питтери, которая ранее танцевала в Парижской опере, в театрах “Ла Скала” и “Ла Фениче”.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация