Пока я занимался этим, Мойра осматривала уже готовый нагрудник и наплечники, проводя руками по металлу, изучая линии чар, которые я уже на них наложил. Я ощущал, как она изумляется, осматривая их.
— Полагаю, они должны казаться тебе довольно грубыми, по сравнению с чарами, которые создавали в твоё время, — сделал я наблюдение.
Она подняла на меня взгляд:
— Отнюдь. Твоё создание непривычно, не похоже ни на что, созданное при моей жизни, и изощрённость чар немалая. Твои таланты снискали бы для тебя славу мага-кузнеца в моё время. Где ты этому научился?
Я не был уверен, как реагировать на её комплименты:
— Я просто работал с тем, что уже знал — про уорды и так далее. Чуть не взорвался несколько раз, — сказал я ей, вспоминая свои первые попытки создания чар путём сохранения энергии тепла.
— Ты понятия не имеешь какое малое число людей обладало талантами к созданию подобных вещей, даже в моё время. Одно это уже выделяет тебя, не говоря уже о твоей силе, как волшебника, или о твоём потенциале архимага. Твои предки гордились бы тобой, — сказала она.
— Пока что я сумел лишь убить кучу невинных людей — я не уверен, что это укладывается в твою оценку, — с горечью сказал я. Её похвала почему-то меня раздражала.
— Я не буду дискутировать с тобой о правильности твоих действий. Твои предки сами едва ли были невинны на этот счёт, — ответила она. — Иллэниэлы были хорошо известны большим числом появлявшихся в их роду за всю историю магов-кузнецов и искусных чародеев. Интересно видеть, что эта черта сохранилась в тебе, вопреки отсутствию у тебя направления или формального обучения.
— Это не совсем верно, — сказал я в свою защиту.
— Почему?
— Мой отец учил меня с тех самых пор, как я стал достаточно взрослым, чтобы качать мехи. Я большую часть жизни наблюдал за тем, как он работал с железом, и когда я подрос, он показал мне всё своё знание металла, какое только мог.
— И ты считаешь, что так можно объяснить это? — засмеялась она, махнув руками на броню, лежавшую на столе у неё за спиной. — Ты вообще осознаёшь тот факт, что ты используешь нечто большее, чем просто волшебство, когда придаёшь металлу форму?
— Я просто заколдовываю свои руки, чтобы они были сильнее и устойчивее к теплу. Ничего другого тут нет, — резко сказал я.
— Тут не всё так просто, — настояла она, взяв часть брони, над которой я только что работал. — Ты думаешь, что металлу можно придать форму так легко, так изящно, просто потому, что ты дал себе более сильные руки? Ты говоришь с ним, прямо во время работы. Не настолько глубоко, как ты делал камнем в тот день, а тихо, исподволь, подталкивая его своим разумом к тому, чтобы он менял форму в твоих руках.
Я уставился на неё, поражённый, ибо понял правдивость её слов.
Она отложила металлическое изделие, и указала на мой посох, стоявший прислонённым к косяку:
— А это что? Посмотри на руны… ты понимаешь, что геометрия, необходимая для такого их выравнивания, должна быть идеальной? Какой мастер научил тебя этому?
Уж по крайней мере на это у меня был ответ:
— Математике меня обучали герцогские учителя. Она был одним из любимейших предметов.
— И из этого ты вывел способ создания рунного канала для фокусировки своей силы? Разве ничто из этого не заставляет тебя призадуматься? В тот момент истории, когда ремесло волшебников почти вымерло… появляешься ты, никем не обученный одарённый. Твоя сила, как мага, не уступает ничьей, о ком я когда-либо слышала, а ещё ты обладаешь потрясающим потенциалом архимага. И после своего появления ты сумел победить единственного оставшегося кроме тебя волшебника, который собирался призвать тёмного бога, чтобы завершить работу, начатую в моё время Балинтором. Потом ты заново открыл потерянное искусство зачарования, и использовал его, чтобы обратить вспять армию численностью более тридцати тысяч человек. Всё это заняло менее двух лет — ничто из этого не заставляет тебя поставить под вопрос природу твоего существования?
На самом деле, я об этом не думал, хотя, если честно, у меня не было её перспективы. Будучи молодым человеком, и не получая никаких направлений извне, я никак не мог оценить достоинства того, что я делал. Мойра обладала точкой зрения, основанной на пике развития человеческой цивилизации более тысячи лет тому назад.
— Я — тот, кто я есть, — ответил я. — Теперь, когда ты указала мне на это, события правда кажутся странными, но как мне ставить под сомнение дар, с которым я был рождён? Он казался мне естественным. К чему ты ведёшь?
Какое-то время она молчала, прежде чем ответить:
— Не знаю, но я считаю, что тебе следует осознавать: ты — из ряда вон выходящий, даже для моего времени. Я не могу не видеть в этом чей-то замысел, и из-за этого тебе следует быть осторожным.
Я фыркнул:
— У меня и так уже полмира и все небеса в числе противников. Как я могу быть ещё осторожнее?
Мойра опустила голову, глядя в пол, а потом снова посмотрела на меня:
— Просто не забывай об этом, и будь бдителен. Что бы ни наставило тебя на этот путь, оно само уже более тысячи лет по нему двигается. Пока ты не обнаружишь, являются ли его намерения дурными или нет, тебе следует быть бдительным, иначе тебя подведут к чему-то, чего ты можешь и не желать.
— Рок Иллэниэла, — пробормотал я.
— Это вполне может иметь какое-то отношение к происходящему, — согласилась она.
— И ты ничего про него не знаешь? — снова спросил я.
Она с сожалением покачала головой:
— К сожалению — нет. Это тебе придётся выяснить самому.
Я был по горло сыт тайнами и заговорами, и решил сменить тему на что-то более практичное:
— Тогда у меня для тебя есть ещё один вопрос, — начал я.
Она не ответила, лишь полностью обратила ко мне своё внимание.
— Ты научишь меня создавать узы между смертным и землёй? Покажешь мне, как создавать собственных таргос чэрэк?
— Покажу, — ответила она, — при одном условии.
— А именно?
— Ты должен пообещать, что никогда не станешь намеренно предоставлять кого-то из них его судьбе, как я сделала с Магнусом, — сказала она.
Я мог понять её побуждения, но опыт уже преподал мне кое-какие тяжёлые уроки.
— Я не могу на это согласиться, — сказал я ей.
Её каменные глаза расширились:
— Почему нет?
— Жизнь уже показала мне свою тёмную сторону. Я не буду лишать себя возможности принимать в будущем решения, пусть и плохие. Так же, как тебе пришлось выбирать между твоим возлюбленным и благополучием твоего стража, мне тоже, возможно, придётся принимать трудные решения. Если ты научишь меня, то учи без условий, а я пообещаю применять эти знания по совести, — сказал я, спокойно глядя ей в глаза.
