— Мордэкай! Посмотри на меня! — послышался голос моей матери. Она стояла передо мной, и у меня сложилось впечатление, что она пыталась привлечь моё внимание дольше нескольких секунд. Я сфокусировался на ней, и моргнул несколько раз.
— Что? — сказал я, и заметил, что мой голос звучал очень сухо, будто я долго ничего не пил.
На её лице мелькнуло облегчение:
— Не пугай нас так. Ты закрыл глаза, и всё затряслось. Мне казалось, что ты обрушишь замок нам на головы.
— Правда? — изумлённо сказал я. Голос мой звучал спокойно, но моё сердце было бурлящим вихрем эмоций. Я не помнил, чтобы я что-то тряс.
Я попытался свести мысли вместе. Обращаясь к Джеймсу, я наконец озвучил вопрос:
— Вы сказали, что волшебника ранили. Он всё ещё у вас? Живой?
— Да, он в темнице — там же, где мы держали Сайхана, — ответил он.
— Как вы его удерживаете?
Мне было любопытно, поскольку я не мог вообразить, как они могли не дать такому человеку сбежать.
— Мы позаботились о его ранах, а потом накачали его наркотиками. Держали его связанным и с заткнутым ртом. Когда он приходит в сознание достаточно, чтобы проснуться, мы его кормим, даём ему воду, и снова опаиваем. С момента его поимки он был в сознании едва больше нескольких часов, — сказал он мне.
Я был удивлён. Накачать кого-то наркотиками до бессознательного состояния — сложная задача. С той же вероятностью можно человека убить, а не лишить сознания.
— У кого хватило на это навыков и мастерства? — спросил я.
Заговорила Леди Торнбер:
— У меня, — заявила она. Я поражённо уставился на неё. Я и не знал, что она владела такими навыками.
Тут подала голос Герцогиня:
— Эли́з усвоила многие целительские навыки от своей матери, и часто применяла их для нашей пользы. Грэм сам не раз пользовался её мастерством, когда получал ранения, — пояснила она. Грэмом звали покойного Лорда Торнбера, отца Дориана, а Леди Торнбер звали Элиз, хотя я никогда прежде не слышал, чтобы кто-то называл её по имени.
Я отринул своё удивление:
— Я хочу поговорить с этим волшебником, — заявил я, и увидел озабоченность на лице Джеймса, когда я об этом упомянул.
Вмешалась Леди Торнбер:
— Он сейчас без сознания. Он, наверное, не проснётся ещё несколько часов. Это должно дать тебе немного времени, чтобы самому прийти в себя.
Её лицо совершенно ясно говорило мне о её страхе того, что я совершу убийство, если встречусь с ним сейчас. Однако я сомневался, что несколько часов уменьшат этот риск. Я повернулся к Уильяму Дойлу:
— Ты обыскал ту местность, где они исчезли?
— Конечно, милорд, — сразу же сказал он.
— Ты не мог пройти по их следу? — вопросительно сказал я.
— После их битвы шиггрэс рассыпались, двинувшись различными тропами по лесу. Я никак не мог узнать, куда они унесли Дориана и Графиню, — ответил он.
— Нашёл ли ты их личные вещи? — с надеждой спросил я.
— Не личные вещи, ваше Благородие — я нашёл несколько рваных кусков ткани от её платья, и кинжал, и всё, — ответил он.
— Никаких украшений? Графиня носила ожерелье, которое я для неё сделал, — сказал я.
— Нет, ваше Благородие, — сказал он.
Я почувствовал искорку надежды. Одной из вещей, которую мы усвоили во время наших нескольких столкновений с шиггрэс с тех пор, как я сделал зачарованные ожерелья для защиты наших людей, было то, что нежити эти чары не нравились. Несколько наших людей забрали со дня знаменитой битвы Дориана с шиггрэс, и каждый раз мы находили ожерелье неподалёку от места, где человека «обращали». Судя по всему, перейдя на другую сторону, они находили ожерелья невыносимыми, и снимали их. Если Пенни всё ещё носила своё, то это значило, что её не «обратили» — это значило, что она всё ещё могла быть живой.
Дориан, конечно, не носил ожерелья — его естественная способность стоика лишала его необходимости в чарах. Я задумался, что это могло означать для него, если его забрали шиггрэс. Он сойдёт с ума? У него не было ожерелья, которое можно было снять. Я всё ещё не был уверен, почему чары для защиты разума так их беспокоили после превращения в нежить.
Я посмотрел на окружавших меня людей:
— Пойду посмотреть место, где они напали. Я бы предпочёл чем-то заняться, пока жду пробуждения волшебника. Не думаю, что могу сидеть на месте, — покосился я на Уильяма Дойла и, не дожидаясь, показал на дверь, которая вела наружу. — Идём, — закончил я, и пошёл к двери прежде, чем он встал со своего стула.
Своим магическим взором я видел, как он повернулся к Герцогу, который лишь кивнул, а затем побежал следом за мной.
Глава 25
Я шёл по двору от джонжона к главным воротам, на ходу оглядывая землю. Уильям молча шёл рядом со мной. Очевидно, он хорошо представлял себе моё настроение. Мы миновали конюшни на пути к воротам, но я на них даже не посмотрел. Ехать верхом я не собирался. Я хотел осторожно осмотреть землю отсюда и до того места, где терялся след, а может и дальше.
— Расскажи мне, что ты знаешь о том, что здесь случилось, — сказал я. Уильям был умным малым, и он сделал, что я просил, выдав мне лишь информацию, относящуюся к тому месту, где мы находились. Когда мы вышли за ворота, он показал мне место, где они сели верхом на лошадей, и поехали прочь.
— И Дориан был пешим? — спросил я.
Он утвердительно кивнул. Я пошёл дальше, без комментариев. Уильям провёл меня к месту, где они свернули с главной дороги, чтобы поехать по лесной тропке. Я смотрел на землю вдоль тропинки одновременно глазами и остальными своими чувствами. Я не был уверен в том, что я искал, но я не хотел ничего упустить. К сожалению, я не нашёл ничего, что упустил Уильям.
— Что это? Тут земля вся перерыта, — указал я на место, где почва была потревожена.
— Я своими глазами не видел, но некоторые из людей на стенах наблюдали. Согласно их отчётам, враг послал одного из всадников обратно, чтобы остановить преследование Дориана. Всадник налетел на него с обнажённым оружием, и если верить свидетелям, Лорд Дориан перебросил его через плечо, — произнёс Уильям, медля, не будучи уверенным в том, что я поверю в такие фантастические подробности.
— Что, всадник сначала спешился?
— Нет, ваше Благородие; согласно наблюдавшим людям, Дориан поднял лошадь и всадника, и перебросил их через плечо, — пояснил он.
Я остановился, и приложил ладонь к земле. Я не мог представить, через что в тот момент проходил мой друг, но я знал, что он старался как мог. Я, может, и посмеялся бы, воображая, как он бросает лошадь, но тот факт, что он сейчас, вероятно, был мёртв, лишал эту мысль веселья. Я выпрямился, и продолжил идти. Несмотря на эмоции внутри меня, мне всё ещё не хотелось плакать. Я стал каким-то онемелым, хотя ощущал, как у меня внутри разгорался холодный огонь.
