За едой мы почти не говорили, но в конце концов я упомянул о главной причине, по которой я появился так рано.
— Сейчас я готов поговорить с волшебником, — без обиняков сказал я.
Джеймс отодвинул в сторону свою тарелку:
— Ты вчера чуть не напугал бедняжку Ариадну до смерти.
— Мне нужно попросить за это прощения, и поблагодарить её. Если бы не она, то я мог допустить серьёзную ошибку, — ответил я. — Я бы также хотел заплатить за урон, нанесённой вашей двери.
Он небрежно махнул рукой:
— Не беспокойся об этом, мы через слишком многое прошли, чтобы ссориться из-за дверей. Однако мне любопытно, что такого тебе могла сказать Ариадна, что ты так значительно успокоился, по сравнению со вчерашним днём.
Я смущённо опустил взгляд:
— Она просто напомнила мне о том, что раньше говорила Пенни, и о том, что она подумала бы о моих планируемых действиях, — сказал я ему правду, но очень иносказательным образом, совершенно не упомянув тот факт, что источником информации было одно из видений Пенни.
Мы говорили наверное ещё четверть часа, прежде чем я откланялся, и пошёл искать свою мать. Бесполезно было оттягивать неизбежное. Я нашёл её одиноко сидящей в комнате, которую ей выделила Дженевив. От моего внимания не ускользнул тот факт, что комната была прямо рядом с собственными покоями герцога, или что у входа стояли двое охранников.
Охранники молча отступили, когда я приблизился — они оба знали меня. Я постучался. Я уже знал, что Мириам была внутри, и не спала, но я не хотел её пугать.
— Да? — послышался миг спустя её голос.
— Это я, Матушка, можно войти? — спросил я.
— Конечно, — сказала она, отодвигая задвижку, и открывая дверь. — Я всё гадала, покажешься ли ты сегодня.
Я серьёзно на неё посмотрел:
— Прости, за вчерашнее. Я был сам не свой.
Она кивнула:
— Думаю, все уже это знают. Что касается убитых горем реакций, я не думаю, что твоя так уж выходила за рамки того, что уже бывало прежде, — сказала она и, шагнув вперёд, обняла меня, когда я захлопнул дверь.
Я молча держал её в объятьях какое-то время. Каким бы старым я ни становился, я не думаю, что этот простой жест когда-нибудь перестанет меня успокаивать, хотя я не мог не заметить, какой маленькой она была. Неужели она всегда была такой маленькой?
— Вчера я в своей глупости даже не остановился, чтобы спросить, как идёт твоё выздоровление. Насколько тяжело ты была ранена?
Она отпустила меня, и вернулась к столу, где она занималась вышивкой. Она редко позволяла своим рукам долго оставаться без дела.
— Я на самом деле не знаю, — ответила она. — Я покажу тебе шрам, если тебя не слишком смутит глядеть на грудь своей старой матери.
Миг спустя она обнажила свою грудь и живот, и увиденное заставило меня ахнуть. От её живота вверх шла длинная серебряная линия, начинавшаяся чуть выше её пупка, и кончавшаяся у её коротких рёбер, с правого бока. Это была плохая рана, однако, что было ещё удивительнее — она выглядела полностью исцелённой.
— Она ещё болит? — сразу же спросил я. Она уже снова натягивала свою верхнюю одежду, чтобы прикрыться.
Мириам поморщилась:
— Да, болит. Какие-то ткани под ней не полностью исцелились, насколько я могу сказать.
— Но как?
— Последним, что я помнила, был ужасный кинжал той женщины, вспарывавший меня подобно свинье на бойне. Я пыталась удержать в себе внутренности, и тогда-то я и потеряла сознание. Когда я снова очнулась, я была здесь, в кровати, и моя рана была закрыта, — объяснила она.
Я задал ей ещё несколько вопросов, и она более подробно описала мне, что именно произошло: обращённые к Дориану слова Пенни о его забрале, то, как вошли убийцы… и случившаяся схватка. Судя по её описанию, я видел, что Пенни явно ожидала случившееся. «Но почему она не пыталась этого избежать?» — задумался я. Она видела приближение своей смерти, она могла спрятаться, а не действовать ожидаемым образом, но не сделала этого. Что могло быть настолько ужасным, что она приняла свою смерть, чтобы это предотвратить?
Я поднял взгляд, и осознал, что пропустил последние несколько слов своей матери.
— Прошу прощения? — сказал я.
— Я спросила, о чём ты думал.
— Я думал, что мне следует провести более правильный осмотр твоей раны, — сказал я, скрывая свою отвлечённость.
— Это будет больно? — спросила она, слегка нервничая.
Я пододвинул свой стул поближе к ней:
— Не должно, если только мне не придётся что-то исправлять.
— Может, мне тогда следует лечь, — предложила она. Я чуть не хлопнул себя по лбу — надо было самому догадаться.
— Это хорошая мысль, — ответил я. Как только она устроилась поудобнее на кровати, я сел рядом с ней, и положил руку ей на живот. Закрыв глаза, я перевёл всё своё внимание на свой магический взор, сосредотачиваясь на лежавшей рядом со мной женщине. Я надеялся, что обнаруженное мной будет простым — если будет слишком трудно, то я могу быть вынужден покинуть своё тело, как я однажды уже делал с Пенни. Что-то вроде этого было рискованным, как я уже усвоил.
Несколько минут спустя я был удовлетворён. Порез рассёк кожу, жир и мышцы её живота. Также было похоже, что были повреждены её печень и одно из лёгких, но эти уже были залечены. Однако мышцы живота не были полностью соединены обратно, что, наверное, и было причиной её боли. Я приглушил нервные импульсы в этом регионе, и аккуратно соединил мышцы обратно вместе.
Открыв глаза, я посмотрел на неё — она всё это время внимательно наблюдала за мной.
— Думаю, я нашёл проблему. Ничего серьёзного, но болело бы долго.
— Ты знаешь, как я исцелилась? — спросила она.
— Магия, — просто сказал я, — но я не понимаю, почему.
Она положила свою ладонь поверх моей:
— Ты выяснишь.
Я улыбнулся ей:
— Выясню.
— Просто не сделай по пути ничего глупого, — предостерегла она.
— Я сегодня контролирую себя гораздо лучше.
Она покачала головой:
— Я не имею ввиду, что не следует наказывать тех, кто за этим стоит. Просто убедись в том, что точно знаешь, кого винить, прежде чем сделаешь что-то необратимое.
— Я понимаю, — сказал я, чтобы её успокоить.
Она всё равно продолжила:
— А потом, когда будешь уверен, чертовски хорошо позаботься о том, чтобы у них больше никогда не было возможности навредить никому из наших близких.
По крайней мере, в этом мы были согласны.
* * *
Леди Торнбер и один из охранников герцога вошли в камеру передо мной. Заключённый там человек был связан, а его глаза были закрыты повязкой. Он тихо застонал, когда мы вошли. В камере стояла мягкая кровать, и я вопросительно посмотрел на мать Дориана.
