— Исследований? — усмехнулся я. — Ты же не врач, и ты понятия не имеешь, что может быть не так.
Он терпеливо вздохнул:
— Я имею очень хорошее понятие о том, что не так. Дай мне закончить.
Я снова сел, и зыркнул на него:
— Ладно, я весь внимание. Давай послушаем твой диагноз, — сказал я. Ещё говоря это, я перефокусировал свои чувства ища в нём любые признаки того, что что-то было не так. Учитывая мой гнев, я был не в лучшем состоянии, но я мгновенно и легко отбросил любые крупные проблемы. Его сердце билось ровно, дыхание было в норме, и все его внутренности были на своих местах, и никаких больших аномалий, вроде наростов или опухолей, не было. Но я не мог быть полностью уверенным. Мне понадобилось бы по меньшей мере десять или пятнадцать минут, и спокойный разум, прежде чем я смог бы исключить возможность наличия каких-то более тонких проблем. Но даже так я никогда не мог бы быть полностью уверен. Что меня всё же беспокоило, так это его жизненная сила, его собственный эйсар — он был явно более тусклым, чем у большинства нормальных людей.
— Это называется «серая слабость», — осторожно сказал он.
Я сузил глаза:
— Ты сам это имя придумал?
Мои уколы наконец привели его в ярость:
— Да когда же ты наконец перестанешь вести себя как осёл, и послушаешь меня!?
Он был прав. Глубоко вздохнув, я ответил:
— Ладно, расскажи мне, из-за чего ты думаешь, что умираешь.
— Сперва у меня не было никаких специфичных синдромов, просто общее недомогание. Не было ничего конкретного, на что я мог бы указать как на причину. Я думал, что, возможно, это было просто нормальной частью старения.
Я подавил смех. Нам было только по двадцать семь, и я задумался, насколько долго у него продержалась эта теория.
Он продолжил:
— Роясь в архивах, Марисса нашла учебник по медицине, документировавший случай, похожий на мой. Врачом был священник Карэнта, а пациентом был другой священник — мужчина, которого когда-то «избрал» их бог, как меня избрала Миллисэнт. В том случае избранный сосуд содержал своего бога более десяти лет, прежде чем Карэнт решил, что больше в нём не нуждается. В итоге священник ушёл с прямой службы богу. В отличие от меня, его не объявили еретиком и не выгнали — в нём просто больше не нуждались, — сказал Марк, и приостановился, чтобы сделать долгий глоток вина, прежде чем продолжил:
— Он умер год спустя, в возрасте сорока двух лет. Его друг и врач тщательно задокументировал его угасание. Причин найдено не было. Священник просто постепенно слабел, пока однажды у его сердца просто не хватило сил биться дальше.
Когда он примолк, я перебил его:
— Прошло уже почти восемь лет с тех пор, как ваши с Миллисэнт пути разошлись, и это ещё помимо того факта, что твой рассказ не показывает прямой связи между тем, что его оставил бог, и его кончиной.
Марк поднял бровь, и я понял, что у него должно быть что-то ещё.
— Действительно, сама по себе эта история — не более чем изолированный эпизод, но после смерти своего друга врач начал исследовать похожие случаи.
— Как звали того врача? — спросил я.
— Томас из Кэ́нтли, — ответил Марк, — хотя это и не важно.
Я плохо разбирался в истории медицины, и это имя не всколыхнуло во мне никаких воспоминания, поэтому я кивнул ему, чтобы он продолжил.
Марк снова заговорил:
— Он нашёл три похожих случая, случившихся в течение ста лет до его собственного, а подняв ещё более старые записи, он нашёл ещё больше, хотя они были слишком удалены от него по времени, чтобы можно было получить о них какую-то чёткую информацию. В конце концов он назвал этот недуг «ка́лтрин а́трофи», что на его языке означает просто «серая слабость».
Я осушил свой бокал, и встал, чтобы налить ещё из бутылки. Я взял бокал Марка, и долил ему, не дожидаясь, пока он попросит. Повернувшись обратно, я обратился к нему:
— Несмотря на всё это… прошло уже почти восемь лет, но ты — всё ещё среди живых, друг мой.
На его лице появилась грустная улыбка:
— Один из задокументированных им случаев длился почти десять лет. Он был поразительно похож на мой. «Носитель» был благословлён богом… в том случае — Сэлиором, лишь в течение нескольких недель, прежде чем был отброшен. На самом деле, в большинстве случаев была прямая зависимость между длительностью ношения человеком божества и тем, как быстро они умирали.
Несмотря на моё сильное желание злиться, отрицать его доводы, я не мог не ощутить отклик истины в его словах. Когда я подавил свои эмоции, мы посмотрели друг другу в глаза — и в тот миг я увидел, насколько сильно он убеждён. Мы подружились в очень раннем возрасте, и мы иногда говорили друг-другу взглядом больше, чем могли бы сказать за час разговора. Он уже какое-то время всё это изучал, пытаясь найти способ опровергнуть найденное им. Он уже перебрал все аргументы, которые я мог бы выдвинуть.
— Никто из тех умерших прежде людей не имел друга-архимага, — просто заявил я.
— У нескольких были друзья-волшебники, — ответил он, — и один из них зашёл настолько далеко, что связал себя узами с умиравшим человеком.
Это меня удивило:
— Зачем?
Марк поднял бокал, и медленно отхлебнул из него.
— Этот случай был вскоре после Раскола, и отброшенный богом человек был близким другом волшебника по имени Сэ́мьюэл Мо́рдан. Судя по всему, они крепко сдружились во время войны против Балинтора и шиггрэс. Сэмьюэл был известным целителем, и его теория заключалась в том, что бог, пребывая в его друге, каким-то образом повредил то, что он называл «источником жизненной силы».
— Я могу лишь предположить, что ты имеешь ввиду имеющееся в теле средство для выделения эйсара, — прокомментировал я. Все живые существа выделяли разное количество эйсара. Это также было главной причиной, почему живая тень Мойры Сэнтир медленно угасала, если она вообще всё ещё существовала. Когда изначальная Мойра создала свою копию, она дала ей фиксированное количество эйсара, и за прошедшее время это количество истощилось. Когда я впервые встретился с ней, я невольно предоставил «источник», который ей нужен был, чтобы появляться — она к тому времени уже стала слишком слабой, чтобы действовать самостоятельно.
Марк кивнул:
— Если то, что Сэмьюэл — и, позже, Томас из Кэнтли — предположил, было верным, то занимание тела живого человека каким-то образом повреждало в этом теле источник эйсара. С течением времени, в зависимости от серьёзности повреждений, человек постепенно слабел, растрачивая свой эйсар, и не имея возможности его возобновить.
Теперь я понял, почему Сэмьюэл Мордан связал себя узами со своим другом. Волшебник и его Анас'Меридум делились друг с другом эйсаром через узы. Сэмьюэл надеялся, что узы смогут предоставить его другу необходимую для выживания жизненную силу.
