Я силился сохранить своё хладнокровие, улыбаясь:
— Ты идиот. Я теперь Герцог, и волшебник, и у меня есть всё, что может пожелать человек… дом, дети, Пенни. Я в порядке. Единственное, что я бы предпочёл — это чтобы ты остался.
— Это — единственное, что я не в силах сделать. Мне нужно увезти Мариссу обратно к её семье. Ты уверен, что тебе больше ничего не нужно?
— Нет, — просто сказал я. — А как насчёт тебя? Разве тебе не понадобятся деньги для этой поездки?
— Ты её уже оплатил, — ухмыльнулся он.
— Что… а, не важно, я не хочу знать, — с некоторым раздражением сказал я. — А вообще, есть одна вещь, с которой ты мог бы мне помочь, — вдруг вспомнил я.
— Х-м-м?
— На днях, когда ты показал мне «Первое Соглашение», договор между людьми и Ши'Хар, я был не до конца честен с тобой, — заявил я.
— Это я уже знал, — сказал он. — Ты готов поговорить?
— В тот день во мне что-то пробудилось, — сказал я ему. — Будто я прожил другую жизнь, полностью забытую, до того мига. Будто я был двумя разными людьми, — сказал я, силясь объясниться.
— И кто был этот другой человек?
— Я не знаю, — признался я.
— Что?!
— Ну, я знаю… где-то, но я пока не позволил себе на это посмотреть, — сказал я.
Он вздохнул:
— Почему нет?
— Там что-то тёмное, Марк. Кем бы ни был этот другой человек, что бы он ни сделал, являлся ли он мной, или кем-то другим… он совершил что-то ужасное, что-то настолько отвратительное, что я не могу выдержать, когда смотрю на это напрямую… по крайней мере — пока, — наконец произнёс я слова, которые держал в себе, и у меня по спине пробежала дрожь.
Марк внезапно тихо засмеялся:
— Что-то, чему не можешь взглянуть в лицо ты, Морт? Сомневаюсь. После всего того, что ты сделал, я не думаю, что какой-то любитель сможет с тобой сравниться.
— Что ты имеешь ввиду?
— Война с Гододдином, — сказал он. Марк имел ввиду тридцать тысяч человек, которых я убил, чтобы закончить ту войну.
Я зыркнул на него:
— Это было самым ужасным преступлением, какое я когда-либо совершал, убийство этих людей, и ты превращаешь это в шутку?
— В том и смысл, — объяснил он. — Ты это сделал, и это не было убийством, это было необходимостью… Нет, я не собираюсь спорить с тобой об этом! — махнул он руками, чтобы не дать мне прервать его: — Суть в том, что ты уже сделал то, что считаешь наихудшим деянием, какое только можешь вообразить. Чем с этим может сравниться память этого незнакомца?
Довод был справедливым, поэтому я потратил немного времени, обдумывая его, а затем позволил себе мельком глянуть на эмоции, жившие в той чужой памяти. По сравнению с моими собственными их легко было различить. Сглотнув, я посмотрел на него:
— Там — хуже… чтобы это ни было… оно — гораздо хуже.
Лицо Марка вытянулось… он готов был поспорить, что его довод меня подбодрит:
— Чёрт… правда? Так что это?
Я покачал головой:
— Я не знаю, и я не могу на это смотреть, только не сейчас.
— Тогда почему ты вообще поднял эту тему? — напрямик сказал он.
Маркус всегда умел добраться до сути вопроса.
— Мне нужен твой совет. Я пытаюсь подойти к этому логично, снаружи, прежде чем погрузиться в то, что, похоже, является пучиной болезненных воспоминаний, — объяснил я.
— Наиболее быстрый ответ, вероятно, придёт, если ты взглянешь в лицо тому, что пылится на задворках твоего сознания, — заметил он.
— Боюсь, что после этого я уже не буду собой.
— Это просто глупо. Ты — это ты… и ничто этого не изменит. Что бы ни было в этих воспоминаниях, они — от кого-то другого, — сказал он с уверенностью, которой мне хотелось бы подражать.
— Как ты можешь быть уверенным?
— Я вырос вместе с тобой, если это хоть что-то значит. Так получилось, что я знаю, что ты не совершил никаких ужасных злодеяний, пока мы были детьми. Что бы ни было в твоей голове, оно пришло откуда-то ещё… либо с помощью магии, либо как побочный эффект твоей магии.
Я не мог представить, что это было побочным эффектом, но я ухватился за другую возможность:
— Ты имеешь ввиду, что кто-то мог вживить в меня эти воспоминания? — спросил я. Это было привлекательной мыслью, особенно если она избавляла меня от вины за то, что крылось в знании на задворках моего разума. — Как и когда это могло случиться?
— Быть может, заклинание, которое на тебя наложил твой отец? — предложил он.
— Мне трудно вообразить отца, делающего такое со своим ребёнком, — сказал я.
Марк пожал плечами:
— Некоторые люди не обладают такой же совестью, как у тебя.
— Реинкарнацию было бы проще принять, — ответил я.
— Пытаешься забрать вину себе? — ответил Марк. — Если бы реинкарнации были реальны, то были бы другие люди, жаловавшиеся на свои всплывающие воспоминания.
— Если только воспоминания не переносятся из одной жизни в другую, — парировал я.
— Опять же… откуда тогда появились эти воспоминания? И перестань пытаться найти какой-то способ взять на на себя вину за то, что в этой памяти — она не твоя, — сказал Марк.
— Ну, теория с заклинанием не имеет смысла, — заявил я, — поскольку воспоминания относятся к периоду времени, который, должно быть, удалён на пару тысяч лет… так что мой отец не мог такое заклинание наложить.
— Если только он сам не получил его откуда-то, — сделал наблюдение Марк.
— Или, быть может, это что-то вроде памяти крови, вроде унаследованного заклинания… или проклятья, — сказал я внезапно, а потом понял. Волосы у меня на руках и на загривке встали дыбом, и меня окатил холодный пот. «Рок Иллэниэла… нет… Обещание Иллэниэла… это — его часть».
— Ты в порядке, Морт? — спросил Марк с выражением озабоченности на лице. — Ты выглядишь так, будто увидел призрака.
«Или я ношу призрака с собой…»
— Нет, я в порядке, — медленно сказал я. — Но я думаю, что теперь я это нащупал.
— Что нащупал?
— Рок Иллэниэла… он — часть меня… часть этих воспоминаний. Нет, не так… он где-то в другом месте… — ответил я. «Внизу, за каменной дверью… под домом».
— Перестань говорить загадками, и выкладывай! — прозвучал полный фрустрации голос Марка.
Я закрыл глаза, крепко зажмурившись. Я не мог это сделать. Я не мог на это смотреть, пока не мог.
— Нет…. Прости, Марк. Придётся этому подождать.
Марк с силой выдохнул:
— Какого чёрта?! Теперь я вижу, почему вы с Пенни так много ссорились в начале. С тобой, наверное, очень приятно иметь дело, — отпустил он полный сарказма комментарий.
