— Твоя иллюзия была основана на детских нравоучениях. Уверяю тебя, взрослое общество всегда знало и принимало их другие «деяния». Бордели считались, по крайней мере — публично, помощью для страждущих неженатых или несчастных мужчин. А не публично они были центрами сбора сведений. Интимные разговоры, собранные шлюхами в этих логовищах удовольствия, тщательно просеивали и очищали для использования старейшинами церкви. Эти сведения были ресурсом ценнее золота, и могли быть использованы для контроля и манёвров, для шантажа и уведомления. К тому времени, как мне исполнилось шестнадцать, я была одной из самых успешных и желанных шлюх на службе церкви, но мои таланты простирались гораздо дальше простых телесных удовольствий. Выяснилось, что у меня имелись смышлёность и талант, необходимые для изучения дополнительных навыков. Меня учили скрытым тайнам церкви. Учили искусству сбора сведений, техникам убийства, и знаниям о ядах. Служители Леди изучали искусство отравления с самого своего основания, ещё до Раскола, и я была, возможно, их самой способной ученицей.
Она наконец достигла сути того, о чём я подозревал, хотя мне всё ещё было не по себе от того, как она произнесла слово «убийства».
— Как ты… — медленно начал я, позволив своим словам повиснуть в воздухе.
— Как я оказалась замужем за отцом Дориана? — со смехом сказала она. — Тут всё довольно просто: меня сначала приставили к нему для сбора сведений, а позже приказали его убить.
Моя голова уже плыла от алкоголя, поэтому на миг я не поверил своим ушам:
— Чё?
— Ты меня слышал, — сказала она, прежде чем повториться: — Мне приказали убить Грэма Торнбера.
В какой-то момент у меня отвисла челюсть. Заметив это, я быстро закрыл её, отчётливо щёлкнув зубами.
Элиз улыбнулась:
— Эндрю Трэмонт, Герцог, хотел шпиона в доме Ланкастеров. Он заплатил церкви большую сумму денег, чтобы такого человека заполучить, а поскольку моё начальство уже знало о регулярном посещении Грэмом борделя, то я стала очевидным выбором.
— Регулярном посещении?
— Грэм был более мирским человеком, чем наш сын. В молодости он приходил в место, где я работала, и сразу же мне приглянулся. Мы с ним регулярно встречались в течение нескольких месяцев, прежде чем пришёл запрос о том, чтобы я попыталась использовать его для пользы Герцога, — тихо объяснила она.
— Так они хотели, штобы ты за ним шпионила? — сказал я, невольно шепелявя.
— Я уже использовала его в качестве источника информации. Они хотели чего-то посложнее. Мне было приказано скомпрометировать его, завести его в ситуации, где ему пришлось бы пойти на мелкий обман — такие вещи, которые казались бы безвредными, но которые, как он знал, шли бы вразрез с желаниями его лорда. В целом, этот метод заключается в просьбах о мелких услугах, которые со временем ставят его в очень невыгодное положение. В конце концов агент прекращает играть, и угрожает выдать свою цель. С этого момента отношение становится неприятным, холодным шантажом и эксплуатацией, цель по сути заставляют пойти в услужение тому, кто платит агенту, — объяснила она.
— И каким ображом это вшё превратилошь в жаказное убийство? — спросил я, и меня внутренне перекосило от моего произношения, но я знал, что никакой надежды не было — алкоголь проник в мой мозг, и я уже начал постепенно неметь.
Она вздохнула:
— Проблема встала, когда он отказал мне в моих просьбах. Он был жуть каким неуступчивым, когда доходило до моих маленьких «одолжений». Он упорно отказывался делать что-либо, что шло вразрез с желаниями Ланкастера. Всё это раздражало, и раздражительнее всего был тот факт, что он всегда носил мне цветы.
— Шветы?
— Когда он пришёл увидеть меня в первый раз, он принёс ромашки, — сказала она с лёгкой улыбкой. — Почти никто не приносит шлюхе цветы, хотя чем-то неслыханным это не является, но он приносил их каждый раз, когда приходил. Будь уверен, он знал, за что платит, и получал своё сполна, но всегда вёл себя так, будто ухаживал за мной. Для девушки, которая была рождена в семье нетитулованного дворянина, а потом стала проституткой, это была горькая радость. Это напоминало мне о моей прежней жизни, о моих надеждах и мечтах о нормальной жизни. Через несколько месяцев я начала злиться. Я была уверена, что он водил меня вокруг пальца. К тому времени он догадался, в чём заключалась моя игра, настолько много моих просьб он отклонил. Но он продолжал приносить цветы — дикие цветы, лилии, гардении, розы, всё, что он мог найти, в любое время года. Что хуже, он платил вдвое больше, сколько бы я ни просила, всегда говоря: «Это — для тебя, а это — для того, кто позже заберёт твою плату». Он знал, что большую часть зарабатываемых мною денег у меня забирали, поэтому платил дважды, чтобы я и себе могла оставить, и своей госпоже дать её долю. Я не могла понять его, или его мотивы, и это сводило меня с ума.
Пока она говорила, я почти мог видеть Дориана, делающего что-то подобное, если бы он когда-либо осмелел настолько, чтобы зачастить в такое место. Его отец явно тоже был безнадёжным романтиком, хотя, очевидно, был очень приземлённым в своих желаниях.
Леди Торнбер продолжила:
— Мои хозяева теряли терпение из-за отсутствия у меня прогресса, поэтому я наконец решила попробовать что-то более прямое. Во время его следующего визита я призналась в своей двуличности, и пригрозила обнародовать его тайные визиты в бордель. Хотя особого скандала из этого сделать бы не получилось, я убедила себя, что его строгое чувство чести наверняка было основано на гордости, которая не вынесет того, чтобы её запятнали. Я была уверена, что он предаст, лишь бы не запятнать своё имя ни на йоту.
Я засмеялся:
— Ты на самом деле шовсем его не понимала, так ведь?
Она печально покачала головой:
— Да, действительно. Ты должен понять, что в то время моя душа была настолько почерневшей из-за моих обстоятельств и моих действий, что я на самом деле не могла поверить, что кто-то может поступать бескорыстно. Тень в моём сердце убедила меня, что его честь была лишь притворством, которое можно надеть на себя, как пальто, когда идёшь на улицу.
— И што слушилось?
— Он засмеялся надо мной: «Давай, расскажи людям, что пожелаешь», сказал он мне. Он совсем не беспокоился о «видимости» чести, лишь о её сущности, и он знал, что в этом он был безупречен. Он даже хвастался о том, что когда люди увидят меня, то поймут причины его столь частых ко мне визитов. Его это не смущало ни капли.
Элиз нахмурилась:
— Его небрежное отношение меня разъярило, и я вышвырнула его прочь. Потом я доложила о случившемся, и моё начальство решило, что будет лучше его удалить. Они беспокоились, что если он повторит то, что я ему сказала, то кто-то может догадаться о моём конечном нанимателе. Между Ланкастером и Трэмонтом уже было немалое напряжение, и это бы отбросило тень бесчестия на Трэмонта, хотя что-то доказать было бы невозможно. Неделю спустя он вернулся, и я приняла его в совсем не так, как прежде. Яд я заготовила за несколько дней до того — медленно действующий яд вроде того, что я дала тебе, когда похитили Дориана. Я настолько искусно подсыпала его в его чашку, что у него не было шансов, но потом… — на миг её голос затих.
