Мне нужно было найти источник проблемы. К счастью, я уже знал, где начать.
— «Следуй за мной, и наблюдай», — мысленно сказал я ей. Сузив свой фокус, я нырнул внутрь. Используя боль в качестве отправной точки, я начал следовать вдоль вен, что вели от её разбитой ноги обратно к её лёгким, пока наконец не добрался до препятствия, вызывавшего её проблему. Большой тромб частично перекрыл пульмональную артерию, которая вела от её лёгких к её сердцу. Если бы та была полностью закрыта, то она бы уже умерла, задохнувшись вопреки продолжающейся работе своих лёгких, потеряв способность возвращать обогащённую кислородом кровь в остальную часть своего тела.
Не теряя времени, я с острой точностью вскрыл артерию, и вытолкнул тромб наружу — позже он рассосётся в её теле. Я мог бы разбить его на части внутри сосуда, но я боялся, что мелкие части могут перекрыть нижестоящие артерии, или стать основой для формирования более крупных тромбов. Её тело ненадолго заставило кровь хлынуть через созданное мною отверстие, пока я снова его не закрыл. Снова став целым, кровяной сосуд начал посылать надлежащее количество крови обратно к сердцу, и я почувствовал, как её дыхание начало замедляться, поскольку её телу больше не нужно было бороться за поддержание в себе жизни.
— «Спасибо», — пришли ко мне её мысли вместе с глубоким чувством теплоты и приязни.
— «Рановато», — ответил я. «Тут ещё осталось немало работы».
Я хотел восстановить её полностью, как я это сделал с Пенни. Силы у меня для этого не было, но я знал, как это сделать.
— «Не впадай в панику, когда почувствуешь перемены. У тебя будет ощущение, будто ты становишься кем-то ещё — не отталкивай его. Мне надо стать тобой».
— «Что?!»
Я прислушался. Моя собственная сила была мала, но Элэйн была полна сил, которые требовались мне, чтобы исцелить её сломанное тело. Я не мог использовать её силу, но она сама — могла. Слова Мойры Сэнтир эхом отразились в моём разуме, когда я вспомнил наш давний разговор: «Архимаг не обладает силой, Мордэкай. Архимаг становится тем, чем он хочет обладать».
То, что я делал, было опасно. Я никогда не пытался сделать другое разумное, находящееся в сознании существо частью себя. Опасность была сродни той, которую я испытывал прежде, но вероятность того, что я забуду свою собственную личность, была выше. «Или нет?». Этого я не мог знать. Отринув сомнения, я прислушался, сперва — лишь к стуку её сердца, равномерно бившегося, теперь уже легче, после удаления тромба. Постепенно я начал осознавать вибрацию, песню, что-то светлое и женственное. Она была энергичной и живой, и как только я осознал её, она, в свою очередь, осознала моё присутствие.
Я коснулся её, не сознательного разума Элэйн, а её истинной сути, ядра, которое служило источником её мыслей и чувств. Это было нечто изначальное, и с этим не следовало обращаться небрежно, поскольку это был источник жизни, сознания, и, быть может, даже свободной воли.
Оно было мной.
А потом я перестал себя осознавать.
Глава 32
Просыпался я медленно, ощущая зародившееся в плечах приятное напряжение, пока я наконец не вынужден был потянуться, выгнув спину. Я чувствовал себя необычайно хорошо, что было необычно, в частности — потому, что обычно я не такое прилагательное ассоциировал с пробуждением или утром. Тело моё казалось отдохнувшим и здоровым. А вот память моя была слегка размытой, и почему-то я полагал, что так быть не должно.
Что-то сказало мне, что мне следовало чувствовать себя плохо, но я на самом деле не был уверен, почему. Тут дверь открылась, вошла Пенни, и мгновенно увидела моё бодрствующее состояние.
— Ты не спишь! — почти закричала она.
— Ты — тоже! — крикнул я в ответ, думая, что она заслуживала некоего поощрения.
Тут она расплакалась.
«Чёрт!» — внутренне выругался я. «Мне всегда удаётся сказать что-то не то, даже когда я не знаю, что можно сказать неправильно… или правильно, если уж на то пошло». Серьёзно, это был дар. Когда дело доходило до вызывания женских слёз, я был одарённым идиотом. Можно было подумать, что, учитывая полное непонимание ситуации, у меня могла быть по крайней мере пятидесятипроцентная вероятность сказать что-то, что её рассмешит, но почему-то так никогда не получалось.
Я сумел достаточно быстро выпутаться из одеяла, чтобы поймать её, когда она бросилась ко мне на кровать. Встав, я поймал её в объятия, когда она побежала ко мне. Довольно быстро я осознал, что её слёзы были из разряда «счастливых» слёз, что, при прочих равных, всё же несколько лучше, чем альтернатива. Я считал себя в некотором роде экспертом по диагностике различных видов слёз, поскольку я собственной персоной немало их повидал.
Я произносил тихие, успокаивающие слова, лишённые какого-то конкретного смысла, поглаживая её волосы, и прижимал её к себе, давая ей успокоиться. За время нашего брака я усвоил, что слёзы часто были для Пенни своего рода способом снять напряжение. Лично я предпочитаю что-то сломать, или просто игнорирую свои чувства — они всё равно через некоторое время сами проходят. Это — одно из многих наших различий, полагал я.
В какой-то момент она вернула себе достаточно соображения, чтобы завязать нормальный разговор:
— Я не знаю, следует ли мне на тебя злиться за то, что ты так рисковал, или радоваться тому, что ты вернулся.
Я зарылся носом в её волосы, вдыхая аромат любимой мною женщины:
— Ты такая плакса, — нежно сказал я. — Я даже не уверен, что произошло, — добавил я.
Она заворчала мне в плечо, но я крепко прижимал её, чтобы она не могла выгадать достаточно пространства для замаха. Ну, я попытался крепко её прижимать… узы земли дали ей физическую силу, далеко превышавшую мою собственную. Наши объятия превратились в односторонний борцовский поединок, в котором я, смеясь, проиграл. В конце концов я оказался лежащим на спине, в кровати, а она смотрела на меня сверху вниз. Мои руки она скрестила и прижала. Слёзы скатывались по её носу, и капали мне на грудь. По крайней мере, я надеялся, что это были слёзы — правильное определение, наверное, зависело от того, стекали ли они после покидания её глаз по внешней… или внутренней стороне её носа. Я быстро подавил гадливое чувство.
— Больше чтоб так никогда не делал! Ни для кого, слышишь? Ну, разве что для детей, но даже для меня — нет! — объявила она.
— Чего не делал? — спросил я.
— Ты даже не помнишь?! — в бешенстве сказала она. — Как типично. Элэйн была ранена, уж это ты помнишь?
Тут меня волной захлестнули воспоминания — нападение на замок, моё отравление, мучительное лечение Леди Торнбер… и ужасная рана Элэйн. Я вспомнил, как пытался её исцелить, до какого-то момента, но потом мои воспоминания закончились тупиком.
— Я не знаю, что случилось, — неуверенно сказал я. — Всё как в тумане. Я начал, а потом, где-то посередине, я, наверное, потерял сознание.
