Лираллианта прикусила губу в совершенно несвойственным ей жесте беспокойства:
— Я не планирую присутствовать на этом событии.
— Слишком грязное для твоей высокоморальной позиции? — с сарказмом спросил Тирион.
От неё донеслась вспышка гнева:
— Не тебе судить мои мотивы. — Она приостановилась, прежде чем продолжить: — Я не хочу видеть твою смерть.
«Иногда она кажется почти человеком. Я слишком много позволял ей себя изучать».
— Значит, один, последний урок, — ответил он. — Я покажу тебе тайну своего сердца, и на этом мы расстанемся.
Она кивнула, и подошла, встав позади него, где обычно и была, пока он играл, положив ладони ему на виски, и запустив пальцы ему под волосы.
Он подождал лишь секунду, пока не ощутил касание её разума своим собственным, а затем начал, позволяя пальцам двигаться так, как им хочется, импровизируя одновременно мягкую и нежную мелодию. Образ, который он так долго к себе не пускал, раздулся, заняв весь передний план его мысленного пространства. Катрин Сэйер стояла перед ним на дороге, непокорная и одновременно печальная.
Он снова пережил это, ощущение ноющего от её красоты сердца, удивление от её самоуверенности, когда она сбила его с лошади. Их разговор снова прокрутился в его голове, но представлял из себя игру эмоций, а не слов. Лираллианта могла видеть образы и ощущать течение чувств между ними, но самих слов не было. Особой потерей это не стало, поскольку слова были вторичны смыслу, который был в их встрече.
Любовь, сожаление, капля гнева, и глубокая, неизменная печаль, следовавшая за их последним, затяжным поцелуем — он сыграл ей всё это, как своими пальцами, так и своей душой. К тому времени, как он приблизился к окончанию, Тирион совершенно перестал ощущать себя, и когда музыка затихла, а его руки замерли, он почувствовал прохладные дорожки, оставленные слезами на его щеках.
Лираллианта стояла, наклонившись над ним, слегка привалившись своей головой к его собственной, обняв руками его торс, сжимая его изо всех имевшихся в её стройном теле сил. Её ладони вдавливались в его рубашку, почти вызывая боль там, где её ногти цепляли его кожу, а тело её содрогалось. Она плакала, рыдая так искренне, неконтролируемо и глубоко смущённо, как могут только маленькие дети.
Тирион сохранял неподвижность, шокированный её реакцией, и неспособный сформулировать подобающий ответ. Он ждал, не двигаясь, почти боясь, не будучи уверенным, как эта Ши'Хар справится с наплывом эмоций, когда придёт в себя. Его инстинкты требовали, чтобы он обнял её, чтобы развернулся, и успокоил её, как бы он поступил с другом, членом семьи или возлюбленной. Однако она не попадала ни в одну из этих групп. В конечном итоге она была чужой, и, по неприглядной сути дела, являлась его хозяйкой.
«Ты — насильник», — однажды сказала она ему. Любая попытка ответить на её жест могла быть понята неправильно.
В конце концов её рыдания замедлились, и пришли к неловкому окончанию. Выпрямившись, Лираллианта отпустила его, и сделала короткий шаг назад.
— Прости, — тихо сказала она.
Он не обернулся:
— Не нужно, что сделано — то сделано, — ответил он.
— Нет, — настойчиво сказала она. — Не за это. Я имела ввиду вообще всё. Я прошу прощения за мой народ. За последний месяц я видела… — сказала она, позволив словам повиснуть в воздухе. — Они не понимают ваш род. Даже я понимаю лишь немного, но теперь я знаю, что была неправа. То, что мы сделали, было неправильным.
«Она имеет ввиду порабощение человечества, или кражу нашего мира?». В любом случае, никакие произнесённые ею в данный момент слова не могли исцелить нанесённый урон.
— Прошлое не изменить, — сказал он ей. — И через несколько дней это больше не будет иметь для меня значение. В те дни ты даже ещё не родилась.
— Я — одна из Ши'Хар. Я — часть своего народа. Вина лежит на всех нас, чёрное пятно, понимаем мы это или нет, — сказала она.
С Тириона было достаточно. Только извинений одной из Ши'Хар ему этим вечером и не хватало. Он слегка поклонился, и указал на ствол дерева, в направлении которого она двинулась бы, уходя:
— Уже поздно, я устал. Прощай, Лираллианта.
В её ауре появилась новая боль, но Лираллианта подавила её так же быстро, как та появилась. Двинувшись прочь, она сказала ещё одно:
— Я не забуду то, что узнала. Что бы я ни могла сделать для твоего народа, я это сделаю.
Тирион слушал её слова с некоторой горечью. «Поздновато спохватилась», — подумал он.
— Если хочешь что-то сделать для исправления несправедливостей, причинённых своим народом, то ставь на меня. Ставь всё, что у тебя есть.
Она не ответила, и минуту спустя её больше не было рядом.
Глава 49
Настал день расплаты, и он был не ярким и солнечным, какими часто бывают кровавые дни, а тёмным и предвещающим недоброе. Небо было беременно тучами, раздутыми от дождя, которому нужен был лишь верный импульс, чтобы обрушить стремительный поток осадков на ожидавшие внизу великие деревья.
«В такой день здорово быть деревом, а вот человеком — не очень».
Особенно одним конкретным человеком — Тирион Иллэниэл должен был предстать в тот день перед назначенной ему смертью. Гарлин явился, чтобы отвести его на арену, хотя к этому моменту он уже довольно хорошо знал, как туда добраться. В любом другом месте пленника нужно было бы строго охранять перед таким смертоносным назначением, но Ши'Хар не боялись побега своих «питомцев». Сплетённый из заклинаний ошейник делал подобные предосторожности ненужными.
— Пора, — сказал надзиратель.
Тирион кивнул, и последовал за ним вниз по стволу. Это было странно — снова чувствовать себя голым, хотя он провёл в одежде надзирателя лишь несколько месяцев. У него ушло совсем немного времени, чтобы снова привыкнуть к ним. Теперь он снова был нагим, голым и уязвимым.
Касавшийся кожи воздух заставлял его волоски вставать дыбом при каждом дуновении ветерка, посылая дрожь по его спине. Тирион испытывал ощущение повышенной чувствительности, и более всего остро осознавал окружающий мир. «Наверное, в некоторых отношениях сражаться голым — не так уж и плохо. Это поддерживает бдительность, и любую атаку этого Крайтэка кожаная броня всё равно наверняка не остановит».
Тем не менее, он жалел, что раздет. Если бы ему позволили носить одежду, то он смог бы подготовить её одним из своих заклинательных плетений. К сожалению, ему не позволили.
— Ты не вытатуировал своё имя, — заметил Гарлин.
— Верно, — сказал Тирион.
— Что это? — спросил его собеседник, указывая на его руки. Тирион изменил оформление шрамов, шедших вдоль его предплечий от локтя до кончиков пальцев. Теперь шрамы украшали прихотливые ряды треугольников, содержавших странные символы.
