— Я не хочу, чтобы моих детей использовали на арене, — прямо сказал он.
Она засмеялась:
— Не страшись, зачатия не будет. Мой народ почти никогда не рожает человеческих детей. Я способа управлять способностью моей плоти к воспроизводству. Те, кто создают детей, обычно используют для вынашивания потомства человеческих самок.
Она приостановилась, поглядев на него серьёзнее:
— Ты что, думал, что я планировала сделать ребёнка? Это бы пошло вразрез с решением моей рощи относительно баратти.
— Тогда что тебя на это толкнуло? — спросил Тирион, поскольку всё ещё не понимал, хотя подозрения его и ослабли. — Удовольствие?
— Частично, — кивнула она. — Как я уже говорила, это было что-то новое. Когда я увидела тебя на арене, то поняла — что-то изменилось, а когда ты уничтожил свой ошейник, то я подумала, что ты погибнешь.
— Тиллмэйриас сказал, что ты сама чуть не погибла.
— Это больше не имело для меня значения. Если я не могла тебя спасти, то умирать я была не против. — Эти слова она произнесла совершенно спокойно, но в её ауре мелькали сильные эмоции, а глаза её были намокшими.
Из всего того, что она могла бы ему сказать, это ошарашило его больше всего остального.
— Ты, что… — Слова повисли в воздухе. Он не знал, как спросить.
— Научи меня любви, Тирион, — сказала она.
— Э… это… этому нельзя научить, — ответил он, слегка заикаясь.
— Тогда покажи мне то, что сможешь. Покажи мне то, что хотел показать ей. — Лираллианта взяла его руку в свою собственную, и направила её к своей груди.
Тирион и не думал о том, чтобы устроить повторение так скоро, но настойчивые губы Лираллианты убедили его передумать.
Глава 51
Прошёл ещё день, прежде чем они были готовы покинуть жилище Тиллмэйриаса в Эллентрэа, и вернуться в дом Лираллианты в Роще Иллэниэл.
— Когда мы вернёмся, будет много вопросов, — сказала она, будто готовя его. — То, что ты сделал на арене, не имело прецедента. Они захотят узнать, как ты это сделал.
— Ты имеешь ввиду это? — спросил он, указывая на татуировки вдоль своих рук.
— В том числе и это, и если бы только этим всё и ограничивалось, всё равно поднялись бы волнения, но молния заинтересует их ещё больше, — ответила она.
— А…
— Твой эйсар не двигался. Когда появилась молния, он оставался полностью неподвижным. Было так, будто само небо ожило, и решило напасть на Крайтэка. Оно уничтожило барьер, и почти сломило защитное плетение твоего противника. Как ты это сделал? — спросила она.
Он пожал плечами:
— Я даже не уверен, что это был я. Ощущение было странное, почти как сон, или, может быть, как смерть. Я просто не мог проиграть. Больше всего я не мог избавиться от этой мысли, а когда попал в электрическую ловушку, та сделала меня почти полностью беспомощным. И пока я лежал там, я только и мог думать о том, как сильно я хотел убить своего врага, а потом было такое чувство, будто я покинул своё тело.
Тирион нахмурился:
— Нет, не так. Ощущение было таким, будто я расширился… как бы. Было небо, облака и ветер, и они были частью меня.
— Ты сможешь сделать это слова? — спросила она, уставившись ему прямо в глаза.
Даже пока она ещё спрашивала, он уже чувствовал небо над их головами, огромный, испещрённый облаками свод тёкшего под солнцем воздуха. Под его стопами земля пульсировала в своём устойчивом ритме, и даже стены здания из живого дерева, в котором они находились, пели ему.
«Что-то я могу», — подумал он, — «но я не уверен, что именно, и как».
— Я на самом деле не знаю, — сказал он ей, — но сомневаюсь в этом. — Что-то сказало ему, что ложь будет лучше правды. — Тиллмэйриас тоже хотел об этом знать.
Лираллианта улыбнулась:
— Конечно же. Чем бы это ни было, Ши'Хар такого никогда прежде не видели — это выходит за рамки нашего опыта, а мы эйсаром управляем уже бессчётные века.
— Никто не ожидал такое от простого баратт, да?
Она подняла руку, положив ладонь на его щёку, и удерживая его лицо напротив своего. Жест был нежным, и одновременно подчёркивал её серьёзность:
— Слушай меня, Тирион. Они захотят эту силу, и они её получат. Если можешь объяснить её им — объясняй, иначе они никогда не оставят тебя в покое. Если не можешь объяснить — ни в чём не сознавайся, иначе они направят все усилия на то, чтобы понять её тайну, вплоть до твоего препарирования.
Он склонил голову, глядя на неё сверху вниз:
— Но я уже признался тебе, что я что-то сделал, хотя я и не понимаю точно, как именно я это делал. Разве это не значит, что они уже знают?
Она изучала его взглядом, когда ответила:
— Нет, не значит. Я ни с кем пока об этом не говорила.
— Но будешь, — настаивал Тирион. — Ты же — дитя рощи, верно?
— Я почти отказалась от своей жизни, чтобы сохранить твою, — ответила она. — Неужели я обращу это вспять, рассказав им?
— Ты поставишь моё благосостояние выше интересов своего народа?
— Я сделаю так, как мне хочется, — сказала она, — а хочется мне тебя — но есть кое-что, что мы должны сделать до того, как уйдём.
Тирион всё ещё обдумывал её слова:
— Что именно?
— Твой ошейник, — сказала она, указывая на его шею. — Без него тебя убьют.
— Неужели Ши'Хар так сильно заботит один свободный человек?
— Мы выжили так долго отнюдь не потому, что были глупцами, — парировала она. — И случившееся на арене дало им причину тебя бояться.
Он сжал челюсти:
— Я не хочу снова быть рабом.
— Разве я обращалась с тобой как с рабом?
— Когда кто-то имеет власть убить тебя по малейшей своей прихоти, такое нельзя просто забыть, — сказал он ей.
— Но у тебя есть та же власть, разве нет? — с вызовом спросила она. — Как ты продемонстрировал несколько недель назад, каждый раз, когда я оказывалась от тебя на расстоянии вытянутой руки и без щита, я невольно давала тебе возможность забрать мою жизнь. — Она подошла ближе, провода пальцем по татуировкам на его руке: — А теперь меня не спасёт даже защитное плетение, так ведь? — Её лицо было менее чем в дюйме от его собственного.
Её близость оказывала на него свой эффект.
— А есть способ позже снять ошейник?
— Его можно снять так же, как и надеть, и лишь с согласия обеих сторон, — ответила она, намеренно потеревшись о него.
— А ты дашь такое согласие, если я тебя попрошу? — спросил он, её дразнящие действия его отвлекали.