Уйдя в безумный перекат, он ощутил, как его тело обо что-то ударилось, и девочка внезапно появилась. Ему повезло откатиться прямо ей в ноги, когда она приблизилась для следующей атаки. Он был более чем вдвое крупнее её, и его тело сбило её с ног. Самый сильной его эмоцией в тот момент был страх, и он быстро схватил её, подмяв под себя, а она сама пыталась вырваться, появляясь и вновь исчезая.
— Я не хочу делать тебе больно, — закричал он ей, крепко схватив её за плечи.
Бросив попытки стать невидимой, девочка зарычала на него, послав ещё один импульс силы ему в грудь. Его пронзила обжигающая боль, и Даниэл обнаружил, что ему стало трудно дышать, он будто захлёбывался.
Он в отчаянии сжал её шею, одновременно пытаясь обрушить свою силу на её ауру. Он не стал утруждать себя усмирением — Даниэл уже подозревал, что, возможно, умирает. Вместо этого он мысленно скрёб её когтями, будто пытаясь порвать её разум на части.
Она противилась его усилиям, сжав своё внутреннее «я» в плотный шар, отклоняя его неуклюжие атаки. Единственным хорошим последствием этого было то, что она больше не могла посылать в него пронзающие вспышки силы.
Дико рвя её ауру, чтобы она была вынуждена поддерживать защиту, он одновременно боролся с ней физически. Она была крошечной по сравнению с ним, и Даниэл полностью подмял под себя её тело. Она кусалась и царапала его кожу ногтями, но надежды высвободиться у неё не было. Крепко сжав руки у неё на горле, он мысленно бился с ней, чтобы не дать ей времени на атаку, пока недостаток воздуха не сделает своё дело.
Лицо девочки приобрело шокирующий пурпурный оттенок, а глаза выпучились, роняя слёзы боли и страха. Они были коричнево-зелёными, менее яркими, чем у Кэйт, но достаточно похожими, чтобы невольно напомнить о ней Даниэлу.
Наконец она перестала сопротивляться, её руки ослабли, а язык гротескно вывалился изо рта. В этот момент Даниэл выпустил её, думая дать ей воздуха прежде, чем она умрёт, но когда он убрал руки, то увидел, что уже слишком поздно. Её трахея смялась от силы хватки его рук. Разум Даниэла беспомощно наблюдал, как она совсем посинела, а её сердце дало сбой, запинаясь, и медленно останавливаясь в её груди.
Даниэл встал рядом с ней на колени, и его затошнило, но его желудок был недостаточно полон, чтобы что-то исторгнуть. Слёзы потекли из его глаз, но рыдать он не стал. Его тело для этого слишком устало. Его захватило онемение, и, осмотрев землю поблизости, он осознал, что она покрыта кровью… его кровью. Рана на животе медленно кровоточила, на ноге — кровоточила быстрее, и… он ничего не мог сказать о своей груди. Одно лёгкое уже было заполнено кровью, и он забулькал, когда попытался наполнить воздухом другое лёгкое.
Даниэл осел на сухую, песчаную землю.
Глава 18
— Он убил её? — в шоке спросила Мойра.
— Да, — печально ответил я. — В противном случае она убила бы его.
— Но почему? Это же бессмыслица какая-то, она его даже не знала.
— Это было бессмысленно с его точки зрения, — согласился я, — и потребовалось много времени, прежде чем он смог понять, что происходило на самом деле. — Краем глаза я увидел, что Линаралла внимательно наблюдала за моим ответом.
Мэттью встрял в разговор:
— Я бы предпочёл узнать сейчас, чтобы мы не сбивались с толку, пока ты всё это нам рассказываешь.
Я обратился к Линаралле:
— Ты знаешь о тех временах что-нибудь существенное?
— Немного, — призналась девушка Ши'Хар. — Когда меня создали, я получила знание языка и заклинательного плетения, но контуры нашей истории также есть у меня в голове.
— Тогда я закрашу их для тебя, — сказал я ей. — Они держали людей в качестве рабов, заставляя их сражаться Ши'Хар на забаву. Круг, в котором он стоял, был учебной ареной.
— Но ты сказал, что все они были волшебниками, — заметил Мэттью
Я кивнул.
— Так разве они не могли что-нибудь сделать? Вырваться на свободу, сопротивляться, сбежать… что угодно, только не идти на поводу! Судя по твоему описанию, девочка была из Прэйсианов. Что бы ни случилось, она бы точно смогла спастись, — сделал наблюдение Мэттью.
— Помнишь ожерелье на шее Даниэла? — напомнил я. — У каждого из них было такое, и пока оно было на них надето, сбежать они не могли.
— Что это была за штука? — спросила Мойра.
— По сути — рабский ошейник, но он не позволял им сбежать. В нём были и иные функции, которые я объясню, когда рассказ дойдёт до них. Важнее то, — сказал я, переведя взгляд на Мэттью, — что ты прав, девочка была одной из Прэйсианов, но они были не такими, какими их сейчас знаем мы. Она была немногим больше животного.
— Ты сказал, что она была человеком, — заметила Линаралла.
Ирония рассмешила меня:
— Сейчас тот факт, что ты указываешь на это, является совершенно естественным, но твою мать учили иному, и всё, что она тогда видела в людях, ни коим образом не заставляло её увидеть людей чем-то большим, нежели животные. Людей растили в неволе, без родителей, которые могли бы о них заботиться. Они не получали ни любви, ни образования, и почти не общались друг с другом. К тому времени, как они достигали двенадцатилетнего возраста, когда начинали сражаться, их умы отставали в развитии. Изоляция делала их бесчеловечными, агрессивными и, в конечном итоге, глупыми.
— Это ужасно, — объявила Мойра.
— Именно, — медленно сказал я. — Позволь мне вернуться к рассказу, и ты начнёшь видеть, насколько всё могло быть отвратительным…
* * *
Кэйт печально глядела на него:
— Почему, Даниэл? Я любила тебя!
Он пытался объяснить ей, но его губы отказывались повиноваться. Он попытался обнять её взамен словам, но вместо объятий обнаружил, что душит её. Она умерла под ним, обвиняюще вперив в него взгляд своих застывших глаз.
Даниэл очнулся в той же маленькой комнате, в которой был раньше. На столе была миска с супом. Похоже, что его разбудил шум, который издавала приносившая суп женщина, когда уходила. Сев, он огляделся.
«Я должен был умереть».
Даниэл быстро осмотрел своё тело, ища проделанные девочкой дырки. Они исчезли, оставив в качестве напоминания лишь серебряные шрамы. Сделав глубокий вдох, он почувствовал, что лёгкие его были чистыми. Он с любопытством обратил своё особое зрение внутрь, изучая себя изнутри. Прежде ему никогда не приходило в голову так делать.
Обнаруженная им внутри мешанина органов и тканей была для него загадкой, хотя он и смог опознать и дать названия многим из них благодаря тому, что время от времени резал животных на мясо. Он нашёл в своём теле многочисленные места, где его проткнули: лёгкие, печень, одна почка, кишки — все они несли на себе отметины, похожие на те, что остались у него на коже. Атака девочки нанесла ему повреждения, и они были каким-то образом исправлены.
