Ни аплодисментов, и ответа не послышалось. Топа оставалась молчаливой, как если бы не была уверена, как надо реагировать. Однако Даниэл видел Лираллианту, стоявшую на одном из балконов. Она наблюдала за ним, но не радовалась.
Тиллмэйриас вывел его с поля обратно к ждавшим у края надзирателям.
— Ты снова удивил меня, дичок, — сказал Ши'Хар. — В целом ожидалось, что Каруин победит. Этот бой должен был стать для него последним.
— Последним?
— Роща Сэнтир решила вознаградить его, повысив в звании до надзирателя. Этот бой должен был оказаться для него лёгкой победой перед тем, как он займёт своё новое положение — или, так они думали, — сказал Тиллмэйриас, хитро осклабившись.
— Вы знали, что я одержу победу? — спросил Даниэл.
Тиллмэйриас покачал головой:
— Я не могу утверждать, что обладаю таким знанием будущего, но я всё же с нетерпением жду от тебя новых сюрпризов, дичок.
Даниэл остался наедине с двумя надзирателями, которые изначально привели его сюда, и, когда один из них закрыл и обработал его раны, они повели его прочь. Даниэл наблюдал за ними новым взглядом, когда они покинули лес, и снова вошли в Эллентрэа.
— Вы когда-то были как я? — спросил он их, когда любопытство взяло над ним верх. Ремарка Тиллмэйриаса насчёт раба, из которого делали надзирателя, заставила его задуматься.
Один из надзирателей хмыкнул, но второй приостановился, прежде чем ответить, будто раздумывая над вопросом:
— Я никогда не был как ты, баратт. Я вырос в Эллентрэа.
— Но ты же когда-то был рабом?
— Я и сейчас раб. У меня просто есть одежда и неплохой шанс прожить ещё один год. Большинство и этого не достигают, — ответил надзиратель.
Ободрившись от внезапной готовности надзирателя к разговору, Даниэл рискнул задать ещё один вопрос:
— А много здесь других «дичков»?
Тот надзиратель, что молчал, внезапно рассмеялся, но всё равно не ответил. Его спутник ненадолго посмотрел на него, и закрыл рот. Остаток пути обратно к комнате Даниэла они проделали молча.
Ранее разговорчивый надзиратель открыл дверь, в то время как молчаливый стоял в стороне. Когда Даниэл прошёл мимо, он тихо сказал несколько слов:
— До тебя не было ни одного.
Даниэл посмотрел на него, и в его мозгу сразу же зародились дюжины вопросов, но дверь закрылась, и он снова остался наедине со своими мыслями.
Глава 21
Прошло ещё два дня молчания, и одиночество начало подтачивать терпение Даниэла. Он непреклонно практиковался, создавая фигуры и стены из чистой силы, как с линиями или иными границами для укрепления, так и без.
Что его волновало во время боя с Каруином, так это трудность и время, уходившее на черчение линий на земле. Падать на колени и рисовать по земле пальцем — не практично и не уместно, когда кто-то другой занят попытками тебя убить. К тому же, он заметил, что в некоторых местах земля на арене была каменистой, что сделало бы рисование на ней пальцем невозможным.
После ряда экспериментов он наконец нашёл метод использования сфокусированной линии силы для черчения по земле. Даниэл использовал свой палец в качестве направляющего элемента для силы, вытягивая её достаточно далеко, чтобы достигнуть земли. Он практиковался в пределах своей комнаты, рисуя на полу линии с помощью своей невидимой «палки», как он о ней думал. Даниэл был весьма уверен, что в случае встречи чего-то более твёрдого, чем грязь, он сможет заточить кончик достаточно, чтобы вырезать линии, если на то будет необходимость, но не мог проверить эту идею в своей комнате.
Даниэла также заботило то, как Каруин себя исцелил. Один из надзирателей сделал для него то же самое, прежде чем они ушли, используя лёгкое касание, чтобы сомкнуть кожу на его ранах. Он также исправил одну из мышц на плече у Даниэла.
Осматривая это место своими особыми чувствами, Даниэл смог заметить линию стыка, где была заново соединена его мышца. На коже у него тоже остались шрамы там, где её срастили. Этот метод исцеления был неидеальным, но быстрым и эффективным.
«Чертовки полезно, когда истекаешь кровью до смерти».
Самой крупной проблемой было то, что у него не было никаких ран, на которых можно было бы упражняться. Первой его мыслью было подождать до следующего боя, и если его снова ранят, то он сможет попытаться залатать рану раньше надзирателей, если, конечно, победит. «Но ты можешь и проиграть, будучи неспособным остановить кровотечение во время самого боя».
Ему нужно было научиться поскорее.
Стиснув зубы, он создал острое, похожее на нож силовое лезвие вокруг одного из своих пальцев, и использовал его, чтобы осторожно прорезать двухдюймовую линию по своему правому бедру. Порез он делал поверхностным, чтобы не повредить мышцу под кожей, но достаточно глубоким, чтобы обеспечить подлинное рассечение самой кожи. К счастью, острота его эйсара делала порез почти безболезненным, хотя он и начал пульсировать болью почти сразу же после того, как Даниэл закончил.
Проступившая из пореза кровь не давала ему увидеть края пореза глазами, но его разум довольно легко их нашёл. Даниэл попытался стянуть края вместе, склеивая их усилием воли, но потерпел полную неудачу. После ещё нескольких неудачных попыток он наконец наткнулся на решение.
Плетя между краями тонкую, подобную нити линию силы, он мог крепко стянуть и удерживать их вместе. Сфокусировав своё восприятие ещё ближе, он смог найти крошечные «частицы» кожи, которые были перерезаны и разорваны. Даниэл наловчился сращивать их обратно. Сцеплялись они не совсем так, как были до пореза, но по крайней мере они были соединены с похожими частицами. У него не было названий для того, с чем он работал, но Даниэл видел вещи, которые были слишком крошечными для человеческого взгляда.
Залечив первый порез, он осознал, что хотя произведённые им действия имели успех, они были слишком медленными.
— Нужно практиковаться, — сказал он себе, вздрогнув от этой мысли, глядя на аккуратную линию серебряного шрама у себя на бедре.
«Ну конечно же!»
Используя свой левый указательный палец, он стал прорезать длинную линию по внешней стороне своего предплечья, вдоль кости. Каждые пару дюймов Даниэл останавливался, чтобы срастить кожу. Время от времени он был вынужден остановиться, когда боль становилась для него слишком сильной. Его разум начал предугадывать порезы, отчего те болели сильнее, чем им следовало бы, но Даниэл всё равно продолжал резать.
Полчаса спустя он заполучил аккуратную линию, тянувшуюся от локтя до кончика мизинца. Затем он начал делать соответствующую линию на внутренней стороне своего предплечья. Вторая линия потребовала ещё больше времени, причиняя особо сильную боль, когда он резал вдоль указательного пальца, минуя внешний край большого.
