— Значит, вы умрёте, а находящееся внутри вас семя съест ваше тело?
Тиллмэйриас побледнел в ответ на это описание:
— Это весьма грубое изложение процесса. Это тело умрёт, но мой разум и дух станут частью чего-то большего. Как бы то ни было, суть всего этого была в том, чтобы объяснить, что дети Ши'Хар — почти полностью люди, с небольшим числом улучшений. Когда они совокупляются с нормальным человеком, то могут приносить человеческое потомство, но эти отпрыски не содержат семя, хотя часто наследуют созданные нами генетические черты, позволяющие детям Ши'Хар контролировать эйсар и манипулировать им.
Голова Даниэла шла кругом, пытаясь усвоить всю новую информацию, которую обрушивал на него Тиллмэйриас. Один из вопросов постоянно возвращался к его вниманию, и хотя он боялся, что может быть наказан, Даниэл не смог удержаться, и спросил:
— Если эти люди — почти такие же, как вы, то как вы можете так их порабощать? Как вы можете мучить своих собственных детей?
— Следи за словами, баратт, — предостерёг Тиллмэйриас. — Я терплю твои вопросы потому, что ты меня увлекаешь, но не путай это с дружбой. Они не «наши дети», как ты выразился. Они — результат скрещивания между дикими людьми и генетически модифицированными временными оболочками, в которых мы держим наши семена. Наследование созданных нами нескольких конкретных генов, которые, кстати, также были человеческими генами, ни коим образом не делает их Ши'Хар.
Даниэл склонил голову, боясь получить ещё одну наводящую ужас порцию наказаний от рук надзирателей, если говорящий с ним Ши'Хар будет сильно раздосадован:
— Простите меня, сэр, моё любопытство часто берёт надо мной верх.
Тиллмэйриас посмотрел на него некоторое время:
— Я вижу, что ты не закончил — задавай свои вопросы.
— Если они наследуют те же гены, с помощью которых вы становитесь магами, то почему их магия отличается от вашей?
— Семя, с которым мы рождаемся, наделяет нас большим объёмом знаний и навыков, включая талант к заклинательному плетению. С того момента, как мы покидаем стручок, ребёнок Ши'Хар значительно превосходит любого человека в плане знания, магического навыка, интеллекта или любого свойства, какое ты мог бы назвать.
— Но значит ли это, что человек мог бы научиться заклинательному плетению? — продолжил Даниэл.
Ши'Хар насмешливо фыркнул:
— Может ли одна из твоих овец научиться прядению шерсти в ткань, баратт? Заклинательное плетение — самое большое отличие Ши'Хар от баратти, оно отделяет нас от всех других видов, и даёт нам господство над ними.
Даниэл замолчал, не желая рисковать тем, что разгневает Тиллмэйриаса.
— Если ты закончил с вопросами, баратт, то я скажу тебе, почему ты меня интересуешь. Помимо твоего активного ума, который, как я подозреваю, является результатом взращивания в диких условиях, ты обладаешь геном для манипулирования эйсаром, который не был создан нами. На первый взгляд, если нет других подобных тебе особей, это должно означать, что ты — реципиент ранее не существовавшей мутации, вызванной в зародышевой линии клеток одного из твоих родителей. Это также могла быть мутация, произведённая во время рекомбинации после зачатия. Что интересует меня больше всего, так это выяснение того, насколько эффективна твоя новая вариация гена, и даёт ли она какой-либо особый талант.
Большая часть слов Тиллмэйриаса была для Даниэла непонятна, но он уловил общую мысль. Он был уникален. В разуме Даниэла зародилась внезапная надежда, когда он осознал, что его новые пленители, возможно, хотят сохранить его живым для дальнейшего изучения.
— Значит ли это, что вы больше не будете посылать меня на арену? — спросил он.
Тиллмэйриас тихо, добродушно засмеялся. В его голосе не звучало злобы, когда он ответил:
— Конечно же нет, баратт. У нас есть все необходимые образцы, и даже без них мы могли бы воссоздать этот новый ген в наших детях или пленниках. Первым этапом будет подвергнуть тебя основательному стрессу, чтобы увидеть, как ты будешь развиваться, будут ли твои способности расти или давать слабину. Как только мы это выясним, мы, возможно, произведём новых особей с твоим особым вариантом, для дальнейших тестов. После длительных опытов и тестов мы, возможно, даже решим использовать в наших детях твой вариант, если будет доказано, что у него есть какое-то преимущество, но это скорее всего будет лишь через несколько веков.
— Подвергнуть меня основательному стрессу?
— На арене, конечно! — с ясно слышимым энтузиазмом сказал Тиллмэйриас.
— А потом? — спросил Даниэл, гадая, сколько битв ему придётся пережить, прежде чем они решат, что узнали всё, что могли.
Ши'Хар улыбнулся:
— А потом мы произведём новых субъектов для тестирования.
У Даниэла сжалось сердце. «Он собирается продолжать проверять меня, пока я не умру».
Глава 23
Рано следующим утром Гарлин явился за Даниэлом.
— Пришло время доказать свою ценность, Тирион, — сказал ему надзиратель.
— Арена? — спросил Даниэл на ходу.
Гарлин кивнул.
Несколько минут спустя Даниэл снова заговорил:
— Из какой рощи происходит твой талант?
— Мордан.
— Могу я спросить, что этот талант тебе даёт?
Гарлин фыркнул:
— Ты пока мало что знаешь. Те, у кого есть дар Мордан, могут телепортироваться.
— Телепортироваться?
Надзиратель шёл впереди него, но с короткой вспышкой эйсара он внезапно оказался позади Даниэла, болезненно прижав свой деревянный меч к его спине.
— Телепортация, — заявил Гарлин, не утруждая себя дальнейшими пояснениями. Он подождал долгую секунду, прежде чем вложить свой меч в ножны, и снова пойти дальше.
— Насколько далеко ты можешь перемещаться? — полюбопытствовал Даниэл.
— В любое место, какое я вижу, или где я когда-либо был, — сказал его собеседник.
— Значит, ты мог бы сбежать… — с чувством воодушевления сказал Даниэл.
Гарлин коснулся ожерелья у себя на шее:
— Для меня быть где-то вне установленных для меня пределов означает смерть. Сбежать нельзя — смирись с этим, баратт. Для тебя есть лишь битва и боль. Научись получать от них удовольствие, или позволь им убить тебя, если не можешь вынести. Вот и весь твой выбор, — сказал Гарлин с твёрдой ноткой в голосе.
Даниэл замолчал, и вскоре они достигли арены. Как и прежде, его поместили в маленькую комнату, перекрывавшую его магический взор, где он должен был ждать своей очереди.
Не будучи способным ощущать внешний мир, он не мог судить о течении времени. Знание того, что скоро он будет сражаться за свою жизнь, действовало ему на нервы, и он вышагивал по комнате. Он пытался сидеть, закрыв глаза и расслабившись, но внутреннее напряжение нарастало, пока не становилось невыносимым, и он был вынужден снова подниматься на ноги. Ожидание было гораздо дольше, чем в прошлый раз. Он был уверен, что миновавшее время исчислялось в часах, но он не мог бы угадать, был ли это один час, или десять.
