— Воздух снаружи более прохладный, если хочешь посидеть на скамейке, — предложила она. — Я уже приготовила чаю. Сейчас вернусь.
Он послушался её совета, и вышел обратно на крыльцо. Цистру он поставил рядом, а затем уселся на длинной дубовой скамье, которую годы назад построил отец Кэйт — ещё до того, как исчез в глубоком лесу.
Чуть погодя Брэнда вышла, и села рядом. От её волос шёл приятный запах вереска и лаванды.
— Боюсь, что чай прохладный, — сказала она ему. — Я вообще-то предпочитаю его именно таким в столь жаркую погоду. Ты же не против, а?
— Нет, мэм, — уважительно ответил он.
— Ты нынче ужасно вытянулся, — продолжила она, протягивая руку, чтобы взъерошить ему волосы. — Ты даже выше меня, когда сидишь.
Даниэлу до пятнадцати оставался лишь месяц, и он значительно вырос за последний год. Плечи его стали шире, и, в отличие от некоторых из его долговязых сверстников, мышцы у него наросли пропорционально телосложению. Даниэл обнаружил, что под оценивающим взглядом Брэнды ему слегка не по себе.
— Мама говорит, что когда вырасту до конца, то смогу стать даже больше Папы, — сказал он ей.
— Мама! — в явном смятении сказала Кэйт. Она как раз появилась из-за угла дома, неся свежесорванную зелень из их огорода. Её руки были покрыты чернозёмом, а волосы были стянуты в строгую косу. Она покраснела от солнца, и её кожу покрывал лёгкий глянец пота.
Даниэлу показалось, что она прямо-таки светится. Он встал, чтобы поприветствовать её:
— Привет, Кат.
Брэнда заговорила прежде, чем её дочь смогла ответить:
— А, вот ты где.
— Почему ты мне не сказала!? Я же совсем растрёпана, — сказала Кэйт.
— Ну, я как раз собиралась дать тебе знать… — немного беспомощно сказала её мать. Тон её слов казался скорее весёлым, чем извиняющимся.
— Я сейчас вернусь, Даниэл, — сказала Кэйт, метнув в свою мать испепеляющий взгляд. Она положила зелень на край крыльца, и пошла обратно, чтобы воспользоваться тазом для умывания, который они держали рядом с задним входом в свой дом.
— Она тебе не показалась немного взволнованной? — с широкой улыбкой спросила мать Кэйт.
Даниэл покраснел:
— Н-не вижу, с чего бы.
Она одарила его косым взглядом, который на миг показался почти хищным:
— О, я весьма уверена, с чего.
Чуть погодя Кэйт появилась снова. Теперь её руки были чистыми, а лицо — только что умытым. Она, возможно, также причесала свои волосы — те казались необычно гладкими, несмотря на то, что больше не были стянуты в косу.
— Привет, Даниэл, — сказала она, начиная сначала.
— Привет, Кэйт, — ответил он, прежде чем зайти в тупик. Его разум силился найти ещё какие-нибудь слова.
— Миссис Тэнник послала его за пряжей, но я думаю, что мы сможем уговорить его задержаться, и поиграть для нас, — сказала мать Кэйт, знающе покосившись на дочь.
Кэйт улыбнулась, и солнце показалось, омыв Даниэла тёплым светом:
— Звучит чудесно, Мама, — ответила она с некоторым акцентом на последнем слове. — Быть может, мне следует побыть с Даниэлом, пока ты поищешь среди своих вещей?
Брэнда встала, и пошла обратно в дом:
— Я скоро вернусь.
— Не спеши, — предложила Кэйт. — Я знаю, тебе там много вещей придётся перебрать. Уверена, Даниэл поймёт, если ты задержишься.
Брэнда засмеялась, закрывая дверь. Даниэл услышал, как она произнесла что-то, прозвучавшее вроде «удачи», когда захлопывала её, но не был уверен, кому предназначались эти слова.
— Как дела? — спросил Даниэл, когда его мозг вышел из спячки.
— Спасибо, хорошо, — ответила она, остановившись перед крыльцом. Тут она помедлила, не будучи уверенной, где ей сесть. Сейчас она стояла, а ей хотелось быть поближе к нему, но не слишком близко. Сев посередине, она обеспечит себе близость, но это может также показаться слишком агрессивным.
Даниэл неправильно понял её колебания, и, поддавшись внезапному порыву, вытащил свой носовой платок, и протёр для неё один из концов дубовой скамьи. Дерево определённо не было пыльным, и мать Кэйт сидела там лишь за минуту до этого, но он не смог придумать ничего другого.
Однако это решило вопрос о том, где сесть. Кэйт опустилась на то место, которое он без нужды протёр, а Даниэл сел на противоположном конце. Их разделяло лишь три фута, но ощущение было такое, будто между ними — океан. Ему казалось, что он целую вечность глядел на свои руки, прежде чем наконец извинился:
— Прости.
— За что?
Он поднял взгляд, и снова оказался почти пронзённым взглядом этих зелёных глаз. Отведя взгляд, он спасся прежде, чем его бесполезный язык снова заело:
— Я просто не очень хорошо умею вести разговоры, — признался он.
Кэйт засмеялась, расслабившись, когда осознала, что он нервничал не меньше её самой:
— Раньше у нас никогда не было проблем с разговорами.
— Ага, — согласился он, — но это было до того… прежде чем ты… то есть…
— До того, как ты пригласил меня на танцы? — подала мысль она.
— Да, — с некоторым облегчением сказал он.
— Это на самом деле не такое уж большое дело, — сказала она, надеясь успокоить его. — Многие люди ходят на танцы, это не обязательно что-то значит.
Эта мысль стала для него чем-то вроде передышки, но также заставила его почувствовать некоторую досаду:
— Это так, — признал он.
— А как у тебя дела?
Это помогло:
— Вчера видел Сэта, — сказал он ей. — Папа послал меня к нему с повозкой.
— Он упоминал о том, что приглашал меня на танцы? — с любопытством спросила она.
— Нет, — сказал Даниэл. — Я из-за этого чувствовал себя слегка виноватым, но тоже не упомянул о том, что ты пойдёшь со мной.
Она нахмурилась:
— Думаешь, это оскорбит его чувства?
Даниэл неуверенно пожал плечами.
— Если бы всё было наоборот, то твои чувства это оскорбило бы? — задумалась она вслух.
— Да, было бы весьма больно, — признался он.
— Интересно, почему? — задумчиво сказала она.
Даниэл густо покраснел, когда осознал, что только что выдал свои чувства.
— Сэт сказал, что До́лтон Браун видел на прошлой неделе одного из надзирателей, — выдал он единственное, что пришло ему в голову, дабы скрыть своё смущение.
Кэйт побледнела лицом. От упоминания надзирателей или лесных богов было рукой подать до воспоминаний об исчезновении её отца. Даниэл мгновенно осознал свою ошибку:
