— Я теперь Тирион, — снова сказал он ей. — Не хочу, чтобы ты связывала меня-нынешнего с человеком, в которого ты меня растила.
Она выглядела недовольной, и её муж нахмурился, но она продолжила:
— Мы любим тебя, как бы ты себя ни называл. Помни об этом.
Алан согласно кивнул:
— Сам принимай решения, сын. Помни.
Тирион кивнул в знак понимания, и пустил лошадь вскачь. Ещё минута, и они увидели бы, как он плачет. Он хотел оставить им о себе отнюдь не такую память.
«Вместо этого они будут помнить тебя как жестокого психопата, который угрожал всему городу, и запытал несколько человек. От того, что ты не заплакал у них на глазах, их впечатление о тебе определённо улучшилось».
— Заткнись, — сказал он себе, когда выехал за пределы слышимости.
Тирион следовал по тропе, служившей дорогой между домом Тэнников и городом. Она была едва ли больше пары вырытых в грязи борозд. Тропа петляла по покатому полю, опускавшемуся к реке, где тропа пересекала её, направляясь к дому Кэйт. Тирион собирался свернуть, когда достигнет реки, следуя по шедшей вдоль неё менее крупной звериной тропе, ведущей к менее холмистой местности, где начинались глубокие леса. У поворота его ждала женщина.
«Надо было догадаться, что она захочет поговорить напоследок».
Магический взор предупредил его о её присутствии задолго до того, как он появился в её поле зрения, и Тирион подумал было её объехать. Это будет неудобно, и замедлит его продвижение, но если он решит обогнуть эту местность, то она об этом и не догадается, по крайней мере, пока не станет слишком поздно.
«Тирион проскользнул бы мимо, чтобы избежать эмоционального расставания», — сказал он себе.
Лошадь продолжила спокойно шагать, пока внутри него кипела яростная борьба. То, что Кэйт была одна, делу не помогало. Он всё ещё спорил с собой, когда она показалась ему на глаза.
— Я так и думала, что ты попытаешься уехать, не попрощавшись, — сказала Катрин Сэйер, выйдя на тропу, и преградив лошади путь. Свои волосы она оставила несобранными, и теперь они колыхались вокруг неё, цепляемые бризом и подсвечиваемые солнцем. Они окутывали её подобно живому огню, прекрасному и находящемуся в постоянном движении.
«Она сделала это намеренно», — заметил он. «До этого волосы она всё время заплетала». Как и ожидалось, Кэйт прибегла к нечестным приёмам.
— Ты правильно думала, — сказал он.
Обойдя его лошадь с левой стороны, она встала у стремени:
— Значит, ты едешь умирать, и при этом искренне считал, что будет лучше, если ты не станешь видеться со мной в последний раз?
В её ауре появился намёк на зарождающееся насилие, но Даниэл давно привык закрываться щитом, даже когда в этом не было необходимости. Если она всё-таки решит размозжить ему голову камнем или что-то подобное, то он был весьма уверен, что, наверное, выживет.
— Я не принёс тебе ни одного счастливого мига, Кат, — ответил он. — Как бы трудно это ни было, лучшее, что я могу сделать — попытаться не сделать твою жизнь ещё хуже.
— Даниэл… — начала она.
— Тирион, — поправил он.
Её глаза сузились:
— Чёрта с два! Если ты будешь звать меня «Кат», то и я, чёрт побери, буду звать тебя именем, с которым ты вырос, Даниэл Тэнник! — Она сделала особое ударение на его имени, и одновременно с этим она резко выбила его стопу из стремени одной рукой, и подпрыгнула вверх, сильно его толкая. Даниэл обнаружил, что падает, и тяжело рухнул на землю с противоположной стороны лошади. Кэйт подхватила поводья лошади, когда та бросилась было прочь.
— Чёрт, а это ещё для чего было?! — огрызнулся он на неё, лёжа на земле.
Она отвела лошадь прочь, и привязала к дереву неподалёку от места его падения. Самодовольно улыбаясь, она ответила:
— Чтобы мы могли мило побеседовать, прежде чем ты снова сбежишь.
Он действительно подумывал о том, чтобы пришпорить лошадь, чтобы как раз этого и избежать. Он осклабился, не сумев удержаться:
— Ты — самая упрямая женщина из всех, кого я когда-либо знал.
— Взаимно, ослина, — сухо сказала она, наклоняясь над ним.
Он протянул руку вверх, думая, что она возьмётся за неё, и поможет ему встать, но она оттолкнула руку в сторону, и вместо этого уселась на него.
— Э-м-м, Кат…? — вопросительно сказал он. Их позиция была проблематичной, и если бы она позволила ему сесть, то оказалась бы бесстыдно сидящей у него на коленях. Он не раздумывая отпустил окружавший его щит.
— Ш-ш-ш, — сказала она, прикладывая палец к его губам. — Не волнуйся, я не буду тебя насиловать.
Он едва не рассмеялся на это. «А я-то начал думать, что она вся в мать пошла», — подумал он, но не стал высказывать эту мысль. Он знал, что она не сочла бы эту ремарку забавной. Её губы лишили его мыслей прежде, чем он смог найти ответ. Она схватила его за рубашку, и целовала так, будто могла проглотить его целиком. Ничего целомудренного в этом поцелуе не было.
Сердце его гулко колотилось, и он не мог закрыть глаза. Он хотел видеть её лицо — хотел знать, что это была она, и никто другой. Несколько секунд спустя её собственные веки поднялись, и он упал в изумрудное море, утонув в глубине её взгляда. Этот миг всё тянулся, становясь минутами, и он ощутил, как в его сердце подобно какому-то ужасному зверю поднимается неутолимая жажда, а тело откликается предсказуемым мужским образом. Из уголков его глаз потекли слёзы.
Кэйт отстранилась, задыхаясь:
— Почему ты плачешь? — Она расплывалась у него перед глазами.
— Не знаю, — ответил он, не в силах описать текущие в нём эмоции.
— Это потому, что ты глупый, — сказала ему, будто это был неоспоримый факт. — Ты плачешь потому, что любишь меня, но должен уехать.
Он кивнул, позволяя своим ладоням пройтись по её волосам, пока сам он глубоко дышал. Она пахла весной, или, по крайней мере, так, как весна должна была пахнуть, по его мнению — чисто и свежо.
— Скажи это, Даниэл.
— Я люблю тебя, — без всякого сопротивления произнёс он.
— Я тоже тебя люблю, — ответила она.
— Тебе не следовало этого делать, — сказал он ей.
Она слегка сместилась, позволяя ему сесть, при этом не слишком давя на некоторые части его тела:
— Возможно, ты не в курсе, — ответила она, — но мне совершенно плевать.
— Сэт знает об этом?
— Да.
— И что он сказал? — спросила она.
Она взяла его голову в свои ладони, изучая черты его лица:
— Он был не рад. Сэт знает, что я всё ещё люблю тебя, но не мог меня остановить. Он тоже тебя любит, хотя его чувства гораздо менее однозначны, нежели мои.
