Тирион нахмурился:
— Это трудно. — Оглядываясь на прошедшую неделю, он переживал целый спектр эмоций. Счастье, ностальгия, сожаление, раскаяние, ненависть к самому себе — и всё это он ощутил лишь за несколько дней. Он мог найти песни, которые соответствовали бы одной или нескольким эмоциям, но ни одна из них подошла бы в точности для того, чего хотела Лираллианта. — Я сыграю сначала «Весёлую Вдову», а когда дойду до того места, где она не кажется подходящей, буду импровизировать, — ответил он.
«Весёлая Вдова» была беззаботной песней о женщине (вдове), которая жила одна, и подружилась с певчей птицей. Мелодия была милой и трогательной, её темп повышался, делая её почти живой, а потом спадал, когда птица однажды не вернулась.
— Если ты думаешь, что это дополнит твои переживания, тогда это подойдёт идеально, — сказала Лираллианта. Она подошла, встав позади него, как уже делала однажды, положив предплечья ему на плечи, и легко приложив пальцы к его вискам.
Тириону пришлось сознательно расслабиться, позволяя своему никогда не исчезавшему щиту раствориться, чтобы её магия могла без препятствий достичь его разума. Её касание было мягким, и вскоре он ощутил едва уловимое присутствие у себя в голове, когда она стала следить за его мысленными образами и позволять себе разделять его эмоции. Его нос уловил приятный запах, и мягкое давление её тела на его плечи лишь укрепило недавно терзавшее его желание. Тирион яростно укротил свой разум, но она успела увидеть, и почувствовать, то, что начало течь у него в голове.
Он ощутил, как в ответ на это её сердцебиение участилась, но она промолчала. «наверное, смеётся над моими животными инстинктами», — решил он. Вернувшись к своей задаче, он начал играть без слов, позволяя своему разуму уплыть обратно к тому дню, когда он воссоединился с родителями.
Мелодия текла гладко, идеально соответствуя его эмоциям, одиночеству и трогательности момента, когда он впервые увидел дом. Он вновь ощутил первое касание надежды, когда снова встретился с матерью и отцом. Неизбежная вера каждого ребёнка в то, что какие бы неприятности ни случились, родители наверняка смогут всё исправить. Реальность скоро избавила его от этого иррационального чувства, и у него осталось ощущение разочарования и печали от знания того, что они на самом деле не могли помочь, и что он вскоре будет вынужден снова их оставить.
Он снова пережил тот эпизод в поле, когда играл для Катрин Сэйер из своих воспоминаний о прошлом, а затем увидел, как она появилась будто по волшебству. Все эмоции вернулись — его радость от встречи с ней, облегчение, которое он почувствовал, узнав, что у неё без него всё хорошо, и ревность, когда он выяснил, что она принадлежала другому.
Птица вернулась в песне, когда он встретился со своей дочерью, Бриджид, и полетела высоко, пока не стала купаться в чистом солнечном свете, пока девочка прыгала по склону холма вместе с пастушьей собакой. Счастье этих нескольких часов росло в его сердце, лишь чтобы неминуемо потемнеть, когда музыку прервала грубая нота. Вид побитого, поломанного тела отца принёс одновременно печаль и гнев, а его пальцы оставили знакомую мелодию «Весёлой Вдовы», и пошли по пустынной дороге мести и отмщения.
Знакомые лица смотрели на него со страхом и ненавистью, и хотя какая-то часть его отшатывалась от их порицания, другая часть радовалась наполнившим его ярости и неистовству. Холодную пустоту они сменили горячим пламенем, которое, пока горело, давало ему цель и смысл. Он ничего не хотел больше, чем их страдания, и пожиравшее его разум бесконтрольное пламя едва не поглотило его способность мыслить. С порога хаоса его вернуло лицо ребёнка.
Слетавшие из-под его пальцев ноты последовали за его сердцем в меркнущий мотив тёмного сожаления, и именно там был рождён Тирион Иллэниэл, новая личность, восставшая из пепла сломленного человека. У этой новой фигуры было лицо Даниэла, но она была окутана огнём и тенью, это был человек без радости или печали, имевший лишь твёрдую решимость и жестокие решения. Он попрощался с прошлым, и сел в седло, уехав прочь от друзей и семьи. Впереди тянулись вверх гигантские деревья тёмного леса, но до него дотянулась одна, последняя искра…
Тирион остановился, отложив цистру, и дав отдых пальцам.
— Подожди, — сказала Лираллианта. — Что это было, в конце?
— Ничего.
— Нет, там что-то было, — настаивала она. — Ты возвращался, полный унылой апатии, и что-то случилось. Почему ты остановился?
— Я устал, — солгал он. На самом деле он не хотел делиться с ней своей последней встречей с Кэйт. Это было слишком личным, слишком драгоценным, и, в конце концов, слишком болезненным.
— Мы договорились, что ты разделишь со мной свои воспоминания, — заявила она. — Ты что, изменяешь своему слову?
Тирион силился найти хороший ответ:
— Нет… я просто… — Чуть погодя он продолжил: — Я просто устал. Я покажу тебе остальное, но не сейчас. Это чересчур для меня.
По её обычно спокойным чертам лица пробежало сочувствие:
— Ты за несколько коротких дней пережил больше, чем я чувствовала за все годы моей жизни. Я подожду.
«Ну, тебе лишь девять, чего ещё ты ожидала?». Однако это наблюдение он оставил при себе:
— Спасибо.
Она отступила прочь, и теперь стояла от него в нескольких футах:
— Теперь я тебя оставлю, но сперва у меня к тебе есть вопрос.
— Какой?
Подойдя, она коснулась его сплетённого из заклинаний рабского ошейника:
— Если бы этого не было, если бы ты был свободен, то что бы ты сделал?
Все мысли вымело у него из головы. Эта возможность была настолько далёкой, что он прежде не осмеливался принимать её во внимание.
— Я не уверен.
— Ты мог бы вернуться, — предложила она. — Убить того, кто стоит у тебя на пути, и взять ту рыжеволосую женщину своей супругой.
— Кэйт? — недоверчиво посмотрел он на неё. — Её муж — мой друг, и к тому же, если бы я его убил, она никогда бы меня не простила.
— Разве прощение необходимо?
Именно в такие моменты он осознавал, насколько чужеродна была точка зрения Ши'Хар.
— Она не стала бы меня любить, если бы я, чтобы её заполучить, убил бы людей, которых любила она. Это так не работает.
— Ей и не обязательно было бы знать, — сказала Лираллианта. — Она не может воспринимать эйсар. Ты мог бы убить его тайно, а позже занять его место. Это сделало бы тебя счастливым?
То была хладнокровная мысль, и от неё Тириону было бы гораздо более зябко, если бы она уже не мелькала у него в голове. «Я почти такой же скверный, как они». Он дал ей тот же ответ, который дал себе:
— Будь он незнакомцем, я бы подумал об этом, но Сэт — мой друг. Я и его тоже люблю. Я не могу причинить ему вред.
— Почему нет?
Ему потребовалось некоторое время, чтобы сформулировать подходящий ответ:
