— Гораздо дольше, — со знанием ответила она. — Вообще, я думаю, что они всё ещё помолвлены.
— Похоже, что за этим кроется какая-то история, — сказал темноволосый барон.
— Хочешь её услышать? — спросила Мойра.
Барон кивнул, а Чад, сидевший в нескольких футах, встал.
— Пойду поохочусь, — объявил лесник.
Это не ускользнуло от внимания Джеролда:
— Их история для тебя оскорбительна?
— Нет, но они сношаются как кролики в кустах, а я не трахался уже больше месяца. Последнее, что мне нужно слышать — это слащавую трагичную историю любви, — ответил Чад.
Тут заговорила массивная драконица, лежавшая по другую сторону их лагеря:
— У тебя нет лука.
— Будто он мне нужен, — проворчал Чад, проверяя нож у себя в ножнах, прежде чем вытащить верёвку из их сумок. После чего он ушёл, тщательно выбрав дорогу, которая шла в противоположную сторону от направления, в котором ушли Грэм и Алисса.
* * *
Тем вечером все сидели вокруг костра рядом с навесом. Чад вернулся с силком, полным молодых кроликов, и набором растений, которые он нарвал по склону холма. Добавив соли из сумок, и воды, которую Грэм и Алисса в конце концов таки набрали, он сделал рагу, которое было гораздо лучше всего, что они ели в течение последних нескольких дней.
Закончив свою порцию, и отложив ложку, охотник посмотрел на Джеролда:
— Ну, Барон, что дальше будешь делать? Вернёшься в Лосайон вместе с нами, или осмелишься вернуться домой? — Его акцент был гораздо менее явным.
Прежде чем Джеролд смог ответить, Мойра сказала:
— Мы пока не возвращаемся домой.
Грэм молча кивнул, соглашаясь.
Чад гневно зыркнул на Мойру:
— Не знаю, запомнила ли ты это достаточно хорошо, принцесса, но мы едва выбрались из этого города живыми.
— Там мой отец.
— Ага, — сказал лесник, кивая, — и мы можем вернуться с армией, и разобраться с этим делом. Твоя мама применит все подвластные ей инструменты к Данбару, чтобы заставить их его выпустить. Кинуться туда самим — это глупая затея.
Грэм встал:
— Мне следует пойти одному.
Чад одарил его недоверчивым взглядом:
— Когда ты последний раз туда пошёл, малец, ты поцеловал первую же девчонку, которая посмотрела на тебя более одного раза, и металлический червяк почти съел тебе мозг!
Алисса прикрыла рот, давясь смехом, но Грэм не счёл эту ремарку забавной. Подняв свою руку с татуировкой, он тихо произнёс слово, и броня покрыла его тело блестящей сталью.
— Не в этот раз…
— Нет, в этот раз одно из тех металлических чудищ поставит тебя раком, и запихнёт этого червяка в твою тупую задницу, — перебил его лесник.
— Грэйс уже уничтожила чудище, — парировал Грэм.
Чад прикрыл лицо ладонью:
— Ага, это чудище, и она до сих пор не пришла в сознание. Мы не знаем, сколько ещё этих штуковин осталось в городе.
Грэм зарычал, но прежде чем он смог ответить, Мойра сказал:
— Он прав, Грэм. Ты даже не помнишь тот бой. Ты не видел, на что была способна та штука.
— Я не сниму броню, пока не закончу, — сказал Грэм. — Они ни за что…
Мойра подняла ладонь:
— Я видела, Грэм. Оружие, которым оно стреляло в меня, уничтожит твою броню и убьёт тебя прежде, чем ты осознаешь, что по тебе попали. Я выжила только потому, что оно промахнулась после того, как уничтожило мой щит.
— И в чём твой план? — ответил он, позволив фрустрации просочиться в его слова. — Пойти поговорить с королём, чтобы тебя снова посадили в темницу? Сомневаюсь, что он даст тебе сбежать во второй раз.
У Мойры в груди вспыхнул гнев:
— Мне не придётся ни шагу ступить за ворота. Если бы я хотела, я бы смогла убить всех мужчин, женщин и детей в этом городе, даже не показавшись им на глаза. — «Или поработить их», — горько подумала она. Мойра откинула голову, отбросив волосы за спину, и свет от костра явил твёрдую решимость у неё на лице. — Но я этого не сделаю — я пойдут туда, и вытащу отца.
— Как? — искренне спросил Джеролд, хмурый лицом. — Как ты это сделаешь?
Улыбка, которой она его одарила, заставила его сердце похолодеть. Она подняла руку, и на её ладони появился пылающий светлячок, начавший расти у них на глазах. По мере роста он менялся, становясь маленькой кошкой, а потом похожим на льва существом с лютыми когтями и длинными зубами.
— С помощью армии, — ответила она, пока лев рядом с ней становился всё больше и больше. Отзываясь на её эмоции, он поднял голову, и испустил низкий рык, который будто покатился вниз по склону холма.
Глава 19
— Это неправильно, — сказал Джеролд, пока они смотрели на дорогу. Главные ворота в Хэйлэм были лишь где-то в миле от них. — Для меня это — измена, как минимум.
Они укрывались в неглубокой впадине ландшафта, по большей части скрывавшей их от наблюдателей на городских стенах за счёт расстояния и лёгкого повышения уровня земли между ними и станами. Для большого отряда или армии это было плохим укрытием, но для нескольких человек и, в их случае, даже дракона этого хватало — покуда они не подходили к стенам ещё ближе.
— Тварь, управляющая вашей нацией — не твой король, — сказала Мойра. — Однако я согласна. Это неправильно. Я наконец поняла, о чём раньше говорил нам отец.
— И о чём же? — спросил барон.
— Война никогда не бывает правильной. Она — обоюдоострый меч, который рубит в обе стороны, разрушая жизни как невинных, так и порочных… инструмент, который может как убить пациента, так и избавить тело от болезни. Это — результат нашей неспособности найти решение получше, но иногда… он необходим, — сказала она ему.
Грэм хмыкнул:
— Очень на него похоже.
Джеролд кивнул:
— Он, наверное, мудрый человек, но я имел ввиду другое. Как у данбарского дворянина, моя власть основана на доверии… на добросовестном отношении к народу. Твоё сегодняшнее нападение наверняка выльется в многочисленные жертвы среди гражданского населения.
Мойра подняла руку, похлопывая грубую щетину на щеке колеблющегося дворянина:
— Дорогой Джеролд, ты — добросердечный человек. Ты не обязан это делать. Вообще, будет лучше, если ты будешь держаться подальше. Ты им понадобишься после того, как всё кончится, и ты лишь рискуешь погибнуть, сопровождая нас.
— Им…? — спросил Джеролд, — …или тебе?
Она довольно легко уловила романтические нотки в его ремарке — вообще, он кричал их ей всем своим существом. Любая женщина заметила бы его влюблённость, но Мойра, будучи волшебником из Сэнтиров, была почти вынуждена огородить свой разум стеной, чтобы отгородиться от его бурлящих эмоций. Время для доброты прошло, и она окажет ему плохую услугу, позволив его чувствам расти. Её тон был холодным:
