Мёйра заговорила — у неё теперь было достаточно эйсара, чтобы легко создать физическую форму:
— Ты хотела бы, чтобы я воссоединилась с тобой?
— Нет, сделай круг и укрой меня щитом. Не хочу, чтобы меня снова беспокоили эти маленькие металлические твари.
Она задумчиво уставилась на камень. Её лицо пульсировало болью, несмотря на быстрое исцеление от рук Мёйры. По крайней мере, кости были возвращены на место и снова соединены. У неё скоро появится ужасный синяк, и она чувствовала, что её лицо уже отекло. Позже будет гораздо хуже.
Закрыв глаза, Мойра развела руки, и прислонилась к холодной, грубой скале. Камень приятно холодил ей пылавшую щёку. Что-то зашевелилось в её сердце, хотя ей потребовалось немного времени, чтобы узнать эту эмоцию. Печаль.
Гнев был легче, но ей больше некого было наказывать, поэтому она продолжала дышать, и сосредоточилась на тоске, которая невидимо скрывалась под ним.
— «Я отомстила за тебя, отец», — мысленно сказала она, посылая свои мысли в камень. — «Я заставила Сэлиора тысячекратно заплатить за то, что он с тобой сделал».
Ответа не было.
— «И я найду всё, что осталось от этих металлических тварей. Они пожалеют, что принудили тебя к этому. Ты меня слышишь?»
Камень не откликался. С тем же успехом она могла бы пытаться общаться с горой. Мёйра встала рядом с ней.
— Прежде он говорил, что однажды ты можешь стать архимагом, — прокомментировала её заклинательная двойница.
— Это просто холодный камень, — сказала Мойра.
— А он мог с камнями говорить.
Ощущение было таким, будто её желудок наполнили льдом. Она с горечью отозвалась:
— Ну так вот, я — не могу! Я ничего не слышу!
— Мы не можем уйти, не попытавшись, — сказала Мёйра.
— А тебе-то что за дело!? — гневно сказала Мойра. — Ты даже не настоящая!
Глаза её заклинательной двойницы повлажнели от чувств.
— Может, мне лишь несколько недель, с твоей точки зрения, но я не так себя ощущаю. Я помню всё. Он — мой отец не меньше, чем твой. Я не помню, как рождалась из твоего разума. Я помню, как росла вместе с ним, с Мамой, с Мэттью, с Айрин и Коналлом! Они — и моя семья тоже, даже если я не настоящая!
— Если тебя это так волнует, то я могу тебя развоплотить.
— Нет.
— Тогда почему ты остаёшься?
— Страх, — сказала Мёйра. — Я боюсь, что ты ничего не сделаешь. Я боюсь, что ты не можешь, что ты стала настолько искажённой, что ты вполне возможно даже не попытаешься спасти нашего отца.
Мойре хотелось её убить, но она слышала истину в этих словах. Она втайне боялась того же самого. Мойра быстро поборола свои противоречивые эмоции, прежде чем снова закрыть глаза.
«Спокойствие, я должна быть спокойной», — сказала она себе. Она долго стояла неподвижно, пытаясь найти внутри себя мир, напрягая все чувства, чтобы уловить что-то, что угодно. Это не дало никаких результатов, поэтому в конце концов она бросила попытки сосредоточиться, и позволила своему разуму свободно плыть. Она вспомнила его не таким, каким он был, когда она видела его в последний раз, а годы тому назад, каким он был в её памяти об одном солнечном дне.
Воздух тогда был полон запаха летней травы, и её кожа чесалась после того, как она валялась на пологом склоне позади их тайного дома. Было жарко, но редкий горный бриз заставлял её дрожать, касаясь её промокшего от пота платья. Подняв взгляд, она подивилась размеру её партнёра по играм. Её папа вне всяких сомнений был самым высоким человеком в мире — или так ей тогда казалось.
Смеясь, она тогда протянула руки, желая, чтобы он снова её поднял, чтобы вскарабкаться обратно по склону холма. Катиться вниз всегда было весело, но ехать обратно у него на плечах было ещё лучше.
— «Подними меня, папа!»
Тут что-то коснулось её, и шок заставил её вернуться к настоящему. Она мысленно вцепилась в это присутствие, но оно ускользнуло подобно призраку.
— «Нет! Вернись!»
Из её горла вырвался гортанный вопль фрустрации, когда она снова увидела свои руки покрытыми чёрной чешуёй, царапающими камень. Гнев Мойры снова внезапно поднялся, и она собрала свою волю, желая уничтожить игнорировавшую её скалу.
— «Нет, не так!»
Это был голос Мёйры, которая хотела, чтобы она остановилась. Мойра ощутила, как её заклинательная двойница проскальзывает в неё, соединяясь с ней, пытаясь успокоить её ярость. Мягкие ладони накрыли её собственные, и она ощутила, будто смотрит в зеркало — перед ней было её собственное лицо, мягкие голубые глаза смотрели в ответ с состраданием или, быть может, жалостью.
Она не хотела думать о том, что в ней могла видеть Мёйра.
— «Он тебя услышал!»
Мойра закрыла лицо ладонями:
— «Он отстранился. Он увидел, во что я превратилась».
— «Нет», — сказал Мёйра, — «он едва себя осознаёт. Тебе надо показать ему. Вспомни за него, думай о нём, а не о себе. Он будет любить тебя, что бы ни случилось».
Мойра искренне в этом сомневалась.
— «Помнишь тот день, когда умер Стё́рлинг?»
Стёрлинг был большим котом, который жил с ними, когда она была маленькой.
— «Да, а что?»
— «Мы спросили его, почему…»
Её отец укладывал её спать тем вечером, и потратил чуть больше времени, разговаривая с ней при этом. Она помнила, как глядела на него, и в его лице не было ничего кроме любви. Она плакала.
— «Всё в конце концов умирает, дорогая, это — часть жизни, но он по-прежнему любит нас», — тихо сказал он тогда.
— «Почему он умер?» — задала она вопрос.
— «Он был старым. Он прожил долгую и счастливую жизнь, для кота».
Этот ответ не был тогда для неё особо удовлетворительным, но она его приняла. Его объятия были гораздо более успокаивающими, чем любые слова. Её отец ещё долго потом сидел рядом с ней, пока её слёзы не высохли, и она не стала чувствовать себя лучше. Потом он снова уложил её, и встал, чтобы уйти.
Тогда-то она и заметила его бороду, и удивилась всем тем белым волоскам в ней.
— «Почему твоя борода становится белой?»
Её отец тогда рассмеялся:
— «Я просто становлюсь старым, вот и всё». — Он сказал это, не подумавши.
Но разум Мойры мгновенно соединил два факта:
— «Старым, как Стёрлинг?» — Её глаза уже начали наливаться слезами.
Её отец покачал головой, но было уже слишком поздно.
— «Ты умрёшь?» — Это был первый раз, когда она на самом деле осознала, что её родители были смертны, и она снова расплакалась. Отцу тогда пришлось долго обнимать её после этого.
