Она подняла взгляд на отца, и её лицо озарило понимание:
— Это был Мэтт. Это он сделал.
— Тогда мы вполне можем предположить, что это он уходил, а не наоборот, — сказал Мордэкай.
— Он ушёл один. Почему он такой глупый!? — выругалась Мойра. — О чём он только думал?
— Не знаю точно, но он скорее всего собирался отследить источник врага, с которым вы столкнулись в Данбаре, — сказал Мордэкай.
— Он понятия не имеет, насколько они опасны. Никто не имеет, — ответила она, изливая свою фрустрацию. С тех пор, как она вернулась из Данбара, её постоянно преследовали кошмары.
Отец одарил её таинственной улыбкой:
— Ты можешь быть удивлена.
— А это ещё что значит?
— Сэлиор назвал их ИСИНС, когда мы говорили в прошлый раз — это имя мне знакомо. Оно имело особое значение для Ши'Хар.
Он говорил о воспоминаниях, которые унаследовал. Воспоминания передавались от одного Иллэниэла к следующему в течение тысяч лет — дар или, возможно, проклятье, давным давно полученное Тирионом Иллэниэлом. Воспоминания уходили ещё дальше в прошлое, чем история человечества, ибо они были воспоминаниями Ши'Хар, и корни их памяти начинались задолго до того, как они явились в этот мир.
— Всё это случилось очень давно, — сказала Мойра. — Какое это может иметь к нам отношение?
Лицо её отца изменилось, став серьёзным:
— Прежде чем мы поговорим об этом, нам нужно обсудить кое-что ещё.
— Ты имеешь ввиду то, зачем ты на самом деле привёз меня сюда, — с некоторой тревогой сказала она.
— Насчёт того, что случилось с тобой в Хэйлэме.
Мойра сделала глубокий вдох:
— Это не оно случилось со мной, это я случилась с ними. — Она ожидала этого разговора уже не первый день, и теперь, когда он наконец начался, она чувствовала, как её страх на самом деле уменьшается.
— Я говорил с твоей матерью.
Она знала, что он имел ввиду другую Мойру, которая выжила в течение более тысячи лет исключительно ради того, чтобы однажды найти для неё новую семью. Ту Мойру, которая знала правила для её особого типа магии.
— Она рассказала тебе, каковы наказания за манипуляцию разумами и воспоминаниями других людей? — спросил он.
Мойра покачала головой:
— Конкретно — нет. Это было годы тому назад, но она заставила меня поверить, что они были весьма серьёзными.
— А что насчёт личных последствий от использования такой силы?
Видение её руки, покрытой чёрной чешуёй и с острыми когтями на кончиках пальцев, появилось в её разуме, когда прилив адреналина отозвался шоковой волной страха вдоль её позвоночника. «Он знает». Она подавила страх, но обнаружила, что почти бессознательно оценивает его. Щиты вокруг его тела и разума были значительными. Она могла пробиться через них, но на это уйдёт время — время, в течение которого он будет яростно сражаться. Убьёт ли он её до того, как она сможет через них пробиться? «Если я смогу пробиться, то это может окончиться для нас обоих хорошо».
— «Мойра! Возьми себя в руки. О чём ты думаешь?» — предостерегла Мёйра. — «Он же наш отец!»
— Нет, но думаю, что теперь я их понимаю, — сказала она. — Я изменилась внутри.
— Ты же знаешь, что я тебя люблю, верно? Что я всегда буду тебя любить, — печально сказал он. В его глазах стояли слёзы.
Эта картина шокировала её, и её собственный защитный гнев исчез, сменившись печальной тоской, и сопереживанием.
— Я тоже тебя люблю, Папа. — Совсем недавно она солгала — Мойра помнила наказания, о которых говорила её мать. Он собирался убить её. — Прости меня.
— Расскажи мне об этом — о том, что ты чувствовала.
— Что?
— Ты не единственная, кто прошёл через огонь. Я совершал вещи, которые мучили мою душу — вещи, от которых я просыпаюсь посреди ночи, в поту и в страхе. Я не знаю, что ты пережила, но я, наверное, могу этому сопереживать. Поделись этим со мной, расскажи мне, через что ты прошла. Я хочу знать, что происходит внутри тебя, — объяснил он.
Она склонила голову:
— Разве есть в этом какой-то смысл?
— Больше, чем ты думаешь.
Мойра медленно выдохнула, позволяя напряжению покинуть её плечи, а затем начала с девушки, с которой она играла в шахматы в горах. Дальше она описала свой побег из темницы во дворце Хэйлэма, открытие того, что она невольно создала свою точную копию, и как это позволило ей делать сразу много дел одновременно. Напряжение вернулось к ней, когда она говорила о битве за городом, но Мойра ничего не скрывала. Она объяснила про то, как её двойницы захватили контроль над горожанами, и как некоторые из них взяли под контроль неиссякаемые источники жизни своих носителей.
Худшей частью было рассказывать ему о её битве с Сэлиором, но она всё равно сделала это, даже описав трансформацию, через которую она прошла, пока пытала ложного бога. Это было ужасно — признаваться ему во всём этом, но это облегчило ей сердце. Может, она и была злой, но она хотя бы умрёт честно.
Когда она закончила, он сказал лишь одно:
— Сними щиты. — Он стоял прямо перед ней.
«Нет, ещё рано, мне нужно больше времени», — подумала она. Её глаза были сухими, пока она рассказывала, но теперь из них полились слёзы. Она нехотя опустила свою защиту.
Мордэкай опустил свой собственный щит, а потом обнял её, крепко прижав к себе.
— Мне так жаль, что всё это с тобой произошло.
«Сейчас!». Эта мысль выскочила из уголка её разума, но Мойра оттолкнула её прочь. Она не нападёт на него, что бы ни случилось. Она пыталась говорить, но горло её отказывалось сотрудничать. Не послышалось ничего кроме тихих всхлипов. Наконец она сумела выдавить:
— Прости меня, Папа.
— Ш-ш-ш, всё хорошо. Ты не виновата.
— Ещё как виновата! — заплакала она. — Если бы я знала ключи к кругам, то могла бы просто вернуться домой. Я могла бы позвать на помощь.
Мордэкай сжал её ещё сильнее:
— Никто не идеален. Так могло бы быть лучше, а могло бы и не быть. Что если бы пришла твоя мать? Кто знает, что случилось бы? Возможно, она смогла бы сделать что-то ещё, или, быть может, она бы погибла. Стала ли бы ты тогда винить себя? Если я чему и научился за годы, так это тому, что «что если» никогда не помогают.
— Но я теперь стала чудовищем…
Он тихо засмеялся глубоко у себя в груди:
— Да, ты — моё дорогое, милое, маленькое чудовище, и я всё равно тебя люблю.
— Что?
Он отстранил голову, и посмотрел на неё:
— Ты что, действительно думала, что я больше не буду тебя любить? Глупышка, папы никогда не перестают любить своих маленьких девочек.
