Этого было достаточно. Перефокусировав свой разум, Мэттью вернулся к конкретной части пространственной матрицы, которую надо было сместить, а затем он расслабил свои границы, позволяя потенциалу слиться с ними. Потенциал впитал его самосознание, уничтожая его «я», одновременно принимая его цель.
Отток силы из Зефира повысился, начав обжигать их, опаляя их души до тех пор, пока им не стало казаться, что бесконечность, с которой они соединились, состояла лишь из огненной боли. Их эйсар окутал границы вокруг Ланкастера, и начал давить.
На кратчайший миг Мэттью усомнился, и с сомнением пришёл страх. Их силы едва хватало, и малейшая ошибка, мельчайшее колебание заставило бы всё расклеиться. Результатом такого просчёта стала бы аннигиляция.
«Вот, почему Кион не стал вмешиваться», — осознал он. «Ему хочется умереть».
— «ЗНАЧИТ, ОН БУДЕТ РАЗОЧАРОВАН».
Прогремевший в нём голос принадлежал не потенциалу, и не одному из тех, кто сейчас составлял его сущность. Он узнал его, не осознавая, откуда это узнавание появилось:
— «Отец!»
— «ДЕЙСТВУЙ, ПОКА РЕШИМОСТЬ ТЕБЯ НЕ ОСТАВИЛА».
Резонировавшая в этих словах сила была столь велика, что грозила его уничтожить, но Мэттью тем не менее успокоился благодаря присутствию отца. Не теряя времени, он отбросил сомнения, и одним последним всплеском воли инвертировал границу, в пределах которой лежал Ланкастер.
Он знал, что добился успеха, и незамедлительно отпустил шедшую от Зефира силу, одновременно смещая их обратно в знакомый им мир. Но ситуация всё ещё не вернулась к норме. Он видел вдалеке дорогу, тянувшуюся к Ланкастеру… починка мира удалась, но теперь он воспринимал эту дорогу через пять пар глаз.
Узы, соединявшие его с остальными, всё ещё работали на полную. У него было пять тел, но разум у него всё ещё был его собственный. Поглядев туда-сюда, он изучил свои тела со всех доступных ему точек зрения. Четыре тела были несомненно женскими, но он всё ещё был мужчиной. Это одновременно сбивало с толку и завораживало.
Их разумы всё ещё присутствовали, он их чувствовал, но их воля отсутствовала. Его захлестнуло ощущение мощи. «Неужели Мойра ощущает это вот так?» — задумался он. «Как она умудряется себя контролировать?». Мощь пьянила. Он мог сделать что угодно.
Он вновь изучил тела своих подчинённых, прежде чем сосредоточить внимание на Линаралле. Она была идеальна, её тело было лишено изъянов, бессмертное и неизменное. Её физическая форма также была невероятно красива.
И она принадлежала ему, он мог делать с ней всё что угодно.
В ответ на его невысказанное желание, лицо Линараллы повернулось к нему, улыбнулось, и облизало губы. Выражение этого лица было ей не присущим, поскольку было совершенно человечным, и отражало его подсознательное желание.
Он заставил своё внимание уйти прочь от неё, и его множество взглядом упало на Элэйн. Она не была идеальной, но также была желаемой. Даже в её мелких изъянах был некоторый шарм. Её глаза сверкали, глядя на него, и в них он увидел себя самого.
Выражение на его лице было хищным. В своём лице он увидел голод… и зло.
На миг — или, к его стыду, более чем на миг — он подумал, что, наверное, сможет с этим жить. Пока он не позволил своему вниманию сместиться на Керэн. Она смотрела обратно на него так же, как и остальные, хотя из-за голубой кожи и кудрявых волос она имела самые разительные внешние отличия от остальных. Когда он её увидел, его сердце всколыхнулось, и, что важнее, он увидел в ней истинную эмоцию — настоящую приязнь, не являвшуюся результатом его собственной воли.
Разозлившись на себя, он разорвал узы, и окружавшие его четверо женщин свалились на землю подобно марионеткам с обрезанными нитками. Глубоко дыша, Мэттью уселся на траву, глядя на лежащих без сознания друзей.
— Чёрт. Надеюсь, они ничего из этого не вспомнят, — пробормотал он, чувствуя невероятную усталость.
Глава 23
Керэн очнулась после недолгого сна, чувствуя себя вымотанной и утомлённой. Вскоре проснулись остальные, а через некоторое время к ним вернулись Грэм, Сайхан и Алисса, но Керэн пока ещё была не в состоянии телепортировать их обратно Мэттью домой.
Когда она очнулась, Мэттью сидел неподалёку, но до сих пор молчал. Хотя он и обычно был тихим, в этом случае от его молчания было почти неспокойно. Лицо его выглядело усталым, но там было что-то ещё, будто что-то преследовало его. Керэн отвела его в сторонку вскоре после того, как все собрались вместе:
— Что не так? По-моему, всё получилось.
Он посмотрел ей в глаза, но лишь на миг, и снова отвёл взгляд:
— Получилось. Я просто устал.
— Не ты один, — согласилась она, хотя и ощутила в его словах что-то скрытое. — Но тебя беспокоит что-то другое.
— Да, немного, — признался он.
— Что не так? — спросила она. — Это что-то из того, что ты увидел снаружи мира?
«Нет, то, что я увидел внутри меня», — кисло подумал он.
— Насколько много ты запомнила?
— Почти ничего, — честно ответила она. — После объединения сперва всё запуталось, а когда ты начал, всё как бы истаяло. Помню, что в какой-то момент было очень больно, будто я держала раскалённую железку. Когда мы вернулись, я помню, что все глазели друг на друга, но по-моему я сразу после этого потеряла сознание. Что-то случилось?
— Нет, — сказал он, возможно чересчур резко. Видя выражение её лица, он смягчил голос: — Думаешь, я — хороший человек?
«Он сомневается в себе», — осознала она.
— А это что такое? — отозвалась она шутливым голосом. Когда его лицо не изменилось, она продолжила: — Слушай, я не ребёнок. Я не верю в героев и злодеев, какие в комиксах бывают.
— Комиксы?
— Истории, — добавила она. — Люди не настолько просты. В нас всего понамешано. Даже определения добра и зла является относительными для конкретного наблюдателя.
Мэттью кивнул, но промолчал. Если уж на то пошло, он стал выглядеть ещё хуже, чем раньше. Керэн поцеловала его в щёку:
— Я влюбилась в тебя не потому, что считала тебя героем, — добавила она. — Хотя, если кто и попадает под это определение, то ты чертовски к этому близок. Ты несколько раз меня жутко бесил, обычно когда пытался меня исключить из какого-то ошибочного желания защитить меня, но в целом я считаю, что ты — довольно приличный человек.
— Я, возможно, менее приличный, чем ты думаешь, — сказал он ей, недоговаривая.
Она упёрлась в него взглядом:
— Почему ты так говоришь? — Когда он не ответил, она поднажала: — Давай, выкладывай. Не держи в себе.
Он не ответил сразу, но после долгой паузы и усталого вздоха он сказал:
— Думаю, я теперь немного лучше понимаю, через что тогда проходила Мойра.
