— Женщинам моя задница хотя бы интересна, — отозвался Чад. — А твою нюхают только собаки.
— Кто это? — перебила Анджела.
Что-то пролетело через комнату, слишком быстрое, чтобы уследить глазом, и Чад сорвал с кровати плед, бросив его перед Анджелой. Узкий нож упал на пол, запутавшись в ткани.
— Ещё раз заговоришь, и я убью тебя первой, — предупредил Роуч, криво ухмыляясь. — Мне нужна только девчонка. Ты — просто обуза.
Между тем Чад уже сожалел о своём резком движении, поскольку его желудок грозился опорожнить себя на пол.
— Беги, — прошипел он уголком рта.
— Это уже слишком, кузен. — Преступник хохотнул. — Бежать ей некуда. У меня всё ещё есть снаружи несколько человек. Твоя маленькая забава не всех их сорвала с места. Думаю, мы с тобой сейчас повеселимся. Ты уже ранен, но намереваешься и женщину защищать? Ты дурак. Никогда не был мне равен в ближнем бою, а теперь вообще дал мне фору.
Анджела бросила взгляд на стоявшую в другой стороне комнаты Кариссу:
— Когда я скажу — беги. Нас обеих ему не поймать. — «И ты ему нужна живой», — добавила она про себя.
Чад был не настолько глуп:
— Не смей.
— Он не может быть настолько хорош, — заметила Анджела. — Так не бывает.
Ещё один высверк стали, и на этот раз Чад не успел отреагировать достаточно быстро. Анджела ахнула и упала — из её правого бедра торчал нож. Боль заставила её резко вдохнуть, но она сжала зубы, удержавшись от крика.
Роуч поднял руку, и сделал жест, будто касается своей шляпы:
— Он действительно настолько хорош, и теперь ты понимаешь, что никуда ты вскорости уже не побежишь. Почему бы тебе не прилечь на кровать, хорошенько кровью поистекать, х‑м‑м?
Чад краем глаза увидел, как Карисса медленно запустила руку себе в юбку, и он знал Роуз достаточно хорошо, чтобы понять, зачем она это делает.
— Дай мне с ним поговорить, Карисса. Злится он только на меня.
— Ты слишком много о себе думаешь, кузен, — сказал Роуч.
— Значит, будем вести переговоры, — предложил рэйнджер.
Преступник рассмеялся:
— Зачем? Все карты — у меня. Как только я убью тебя и служанку, то смогу использовать девчонку, чтобы управлять сучкой волшебницей. А теперь только и нужно, что умереть.
«Сучкой волшебницей?» — Чад был сбит с толку, но не показал виду. «Он что, думает, что Роуз обладает магией? Или он говорит о ком-то другом?». Он в мирном жесте выставил ладони перед собой:
— Ладно, предположим, что ты меня убьёшь. Ты можешь извлечь выгоду из того, что я знаю. Время пока терпит. Погоди несколько минут, и, быть может, я смогу предложить тебе что-то в обмен на то, чтобы ты отпустил Анджелу.
Роуч осклабился:
— Но не девчонку? Кто эта женщина? Она для тебя чем-то ценна?
— Нет, — честно сказал рэйнджер. — Но очевидно, что за Кариссу ты торговаться не будешь. Служанка же тебе безразлична. Ей не нужно умирать.
Преступник поскрёб свой подбородок, пока Анджела прожигала спину Чада взглядом. Секунду спустя Роуч ответил:
— Это проявление прагматизма нехарактерно с твоей стороны. Что ты можешь предложить?
Глава 26
Медленно опустив руку, Чад похлопал по своей груди:
— Ты же знаешь, что здесь, верно? Не против, если я отхлебну?
Роуч презрительно скривил губы:
— Всегда ты был отъявленным пьяницей. Никогда не изменишься. Всё ещё пытаешься упиться до смерти из-за той бляди?
Лицо охотника исказилось внезапным гневом, но он удержался:
— Тут нам обоим хватит, если хочешь.
Опытный убийца покачал головой:
— Нет, спасибо. — Затем он зыркнул на Кариссу, и указал на кровать: — Девочка, иди к своей няне. Там мне будет проще за тобой уследить.
Чад осторожно вытащил свою фляжку, и откупорил её, прежде чем сделать долгий глоток. Он задумался, что бы в его ситуации сделал Сайхан. Уж точно бы не пил. «Он бы небось убил этого ублюдка играючи, а потом сказал бы какую-нибудь хрень про медитацию, или типа того», — подумал Чад. «А некоторым из нас приходится усилия прилагать». Выпивка начала жечь ему желудок, посылая через его тело тёплое свечение и унимая тошноту. Чад ещё раз отхлебнул из фляжки — дольше, чем в первый раз. «Чёрт, как же хорошо».
— И как тебя нынче зовут? — спросил рэйнджер. Он чувствовал себя более расслабленным, и его мозг начал перебирать имевшиеся возможности.
— Роуч.
Чад фыркнул:
— Таракан
[2]. Тебе подходит идеально.
Преступник сжал губы:
— Это потому, что меня невозможно убить.
— Так Мал'горос это тебе посулил? — спросил охотник. — Ты же знаешь, что он мёртв, верно?
Роуч с ненавистью зыркнул на него, но ответил гордо:
— Я никогда не был настолько глуп, чтобы просить о таком. Мал'горос дал мне другое. Эти дары всё ещё при мне, вне зависимости от того, умер он или нет. Меня коснулся бог, и тебе этого никогда не понять.
— Ты был подонком ещё до того, как присоединился к Шаддос Крис, Осуалд, но Мал'горос действительно знал, что он делал. Он взял комок слизи вроде тебя, и каким-то образом отполировал до состояния блестящей какахи. — Чад ещё раз лениво хлебнул из фляжки, наслаждаясь написанной на лице двоюродного брата яростью.
— Ещё раз это произнесёшь, и разговор закончится, — предупредил бывший теневой клинок.
Чад дружелюбно кивнул, а потом обратился к Анджеле с неприкрытой «репликой в сторону»:
— На случай если ты гадаешь — этот человек некогда был верховной какахой среди так называемых Шаддос Крис Мал'гороса, но взбесило его отнюдь не это. — Он посмотрел обратно на убийцу: — Никогда не понимал, почему ты так терпеть не мог своё имя. Оно совершенно нормальное. Многие уважаемые люди носили это имя. — Затем он хихикнул.
— Хватит ждать. Перестань тянуть время, и скажи мне, что у тебя есть, иначе я сейчас же всё закончу, — пригрозил Осуалд.
Охотник вздохнул:
— Ладно, будь по-твоему. Я просто хотел выгадать достаточно времени, чтобы насладиться последней выпивкой, прежде чем ты меня убьёшь. Нет у меня для тебя ничего, а если бы и было, я бы тебе ничего не сказал, — признался Чад.
Роуч рассмеялся:
— Ты тянул время просто для того, чтобы ещё выпить? Ты действительно всего лишь жалкий пьяница. — В его руках появились сулившие смерть парные клинки.
Чад поднял фляжку, вытянув палец вверх, а затем поднёс её к губам, отпив в последний раз. Он закрыл глаза. «Прости меня, Джо, ибо я сейчас согрешу супротив твоего величайшего дара всему роду людскому», — безмолвно произнёс он молитву. Когда его веки снова поднялись, за ними лежали тлеющие карие омуты, до краёв наполненные злобой — после чего он сложил губы бантиком, имитируя своему противнику поцелуй.
