Когда его внимание вернулось к разговору, Ариадна закруглялась, закончив описанием отчаянного побега Тириона через портал, который вёл из её спальни в дом их семьи. Он заметил, что глаза Айрин были красными и полными слёз, и что она наблюдала за ним со смесью печали и любопытства. Приняв это как признак того, что он упустил нечто важное, Мэттью пересмотрел свои воспоминания, чтобы воспроизвести разговор, прислушавшись к более поздней части рассказа Ариадны, которая достигла его ушей, пока он был отвлечён.
Харолд был мёртв. Осознание этого обрушилось на него подобно удару молота в сердце. Это знание причиняло ему боль, и он вынужден был заставить себя глубоко вздохнуть, когда ему сдавило грудь. Бросив взгляд влево, он увидел, что лицо Грэма было суровым, и неподвижным почти как у статуи. Его друг был в шоке.
Конечно, это было совершенно понятно. Харолд активно фигурировал в их общем детстве, и Грэм был к нему даже ближе. Айрин показывала свои эмоции более явным образом, что тоже можно было понять. Они с сестрой Грэма, Кариссой, были тайно влюблены в красавца-рыцаря, когда были детьми.
«И он мёртв из-за меня», — подумал Мэттью. «Из-за того, что я сказал Мойре сделать». Его сердце болело, но он не чувствовал желания плакать, в нём была лишь глухая боль, каким-то образом совмещённая с виной и онемением. Его преследовал ещё больший вопрос. Были ли это те вести, о которых его предостерегало его предчувствие? Коналл ранен, Харолд мёртв… интуиция говорила ему, что этими двумя вещами самое худшее не ограничивалось.
— У тебя нет никаких вопросов, Мэтт? — спросила Айрин — её голос вернул его к реальности, а её взгляд с подозрением изучал его.
— Нет, — ляпнул он, не в силах найти ответ получше. — Многовато слишком, чтобы усвоить. Прости. Просто… Харолд… не знаю, что и думать. — Чуть погодя он дополнил свои слова ментальным посылом для Айрин: — «Мойра хочет со мной встретиться. Она прячется неподалёку».
Взгляд Айрин смягчился пониманием. Посмотрев на Ариадну, она сказала:
— Я хотела бы сейчас пойти к Коналлу, если можно.
Королева встала:
— Конечно. Я пойду с тобой. Элиз тоже будет рада всех вас увидеть, особенно тебя, Грэм.
— Мне нужно побыть одному, — сказал Мэттью. — Мне нужно подумать, чтобы принять то, что мы только что услышали.
Грэм странно на него посмотрел, но Айрин вмешалась, чтобы его спасти:
— Я понимаю. — Она кивнула Грэму: — Мы пойдём вперёд. Присоединишься к нам, когда будешь готов.
Грэм переводил взгляд с Айрин на её брата и обратно, чувствуя уверенность в том, что упустил что-то — но возражать не стал. Они ушли вместе с Ариадной, оставив Мэттью обдумывать услышанное.
Встал Мэтт не сразу. Он подождал несколько минут, чтобы убедиться, что они ушли подальше от двери, прежде чем открыть её, и проверить, был ли кто-нибудь в коридоре. Сэра Томаса и Сэра Игана не было — предположительно, они сопровождали Королеву и остальных, — но у дверей стоял другой стражник. Мэттью ушёл, ничего ему не сказав.
Глава 29
Комната, в которой Мэттью нашёл Мойру, была маленькой и скромной, но хорошо прибранной. Она располагалась рядом с помещениями слуг, но было очевидно, что обитал здесь лишь один человек, в то время как слуги жили минимум по нескольку человек на одну комнату.
Мойра ждала его внутри, одетая в неприметное коричневое платье, совпадавшее с одеждой прачек и судомоек — вероятно, это было частью её намеренных усилий, чтобы не привлекать лишнего внимания. На первый взгляд она выглядела хорошо, но её лицо было бледным и мрачным. Первый взгляд Мэттью передал ей, что её внешность его озаботила, но его слова не коснулись этой темы:
— Чья это комната?
— Бенчли, — ответила она, зная, что он узнает это имя. Бенчли был давнишним слугой семьи Ланкастеров, и в данный момент служил королевским камергером. Обладавший сдержанным юмором и непоколебимой верностью, Бенчли был из тех, кого нельзя было убедить сохранить её тайну, в этом Мэттью был уверен. — Никто меня не помнит, — произнесла Мойра, — если я не позволю обратного. К тому же, он слишком занят, чтобы часто бывать здесь, поэтому я ухожу до того, как он возвращается.
Мэтт мгновенно понял. Его сестра сводила свои контакты к минимуму, чтобы ей не приходилось менять воспоминания слишком многим людям. Это объясняло и её выбор одежды, и позаимствованную ею комнату.
— Почему ты не вернулась домой? — спросил он. — Я ожидал, что ты именно так и поступишь, а потом вернёшься, когда объявят о помиловании — но вместо этого ты скрылась.
Вообще-то, это не было его ожиданием — это был наиболее вероятный исход. Бегство Тириона и невозвращение Мойры домой означали, что реализовалась одна из наименее благоприятных вероятностей, хотя он и не знал, какая именно.
Она отвела взгляд, будто стесняясь, или, быть может, стыдясь:
— Так и замышлялось, но после всего случившегося я не могла заставить себя вернуться. Мне нужно было побыть одной.
Мэттью не очень хорошо умел читать людей, но даже он видел — что-то было не так, и он знал свою сестру лучше всех. Она казалось менее уверенной, менее тёмной, и более нерешительной, чем он помнил, почти как если бы она стала более молодой версией себя самой. В его сердце начал просачиваться зловещий холодок — ползущий страх, на который он опасался смотреть прямо.
Его сестра почти мгновенно ощутила перемену внутри него, прочитав его эмоции так же легко, как кто-то мог читать книгу. Когда она подняла взгляд, снова посмотрев на него, в её глазах стояли непролитые слёзы:
— Я не знаю, что делать. Как могу показаться им на глаза?
— Мёйра, — просто сказал он, используя её имя как констатацию факта. Заклинательная двойница, занимавшая тело Мойры, кивнула, подтверждая его вывод, и теперь по её щекам потекли слёзы.
Мэттью почувствовал, что стоит на краю бесконечной чёрной пропасти, которая грозила поглотить его разум и сердце. Не в силах молчать, он услышал, как его губы произнесли слова:
— Мойра мертва. — За этим последовал безмолвный приговор, вынесенный его совестью: «и именно я послал её на смерть».
Мёйра замотала головой:
— Нет! Ты не виноват. Это из-за меня. Нельзя мне было оставлять это ей. Это была моя работа.
— Вон из моей головы! — закричал Мэттью, впервые на собственной памяти теряя контроль над собой. По стенам поползли трещины, когда его сила неосознанно подкрепила мощь его голоса. На несколько секунд он полностью потерял ощущение своего «я», крепко зажмурившись, пока его эмоции бушевали, но в воцарившейся после его крика тишине он услышал — и почувствовал — тихий плач Мёйры. Она сидела на краю кровати Бенчли, подобрав ноги и обняв колени руками, и её содрогающиеся плечи представляли собой жалкое зрелище.
Его захлестнула волна вины, добавив к весу, который он уже на себе ощущал. Он не знал, что делать, и хоть он и сожалел о том, что сорвался, Мэттью также не ощущал, что способен успокоить кого-то. Вновь взяв эмоции под контроль, он оттолкнул их прочь, и произнёс нейтральным тоном, скрывая свою боль:
