Очень немногое казалось мне важным. Я по-прежнему испытывал чувства, вроде гнева, любви, ненависти, даже вины — но они были более отдалёнными. Мир — нет, даже вселенная — был огромен, и моё в нём место было гораздо большим, чем раньше. Маленькие проблемы моего прежнего существования казались несколько мелочными.
В некоторых отношениях я пытался действовать согласно моим прежним приоритетам. АНСИС определённо казался важной проблемой. Но, с другой стороны, что есть один мир, когда их существует бесконечное множество? Цикл жизни и смерти происходил в каждом из них. В одних пустота побеждала, в других побеждало живое сердце эйсара, душа сознания — Иллэниэл.
Я был ни тем, ни другим, и одновременно обоими — и это было не важно. Какую бы сторону я ни принял, ничто бы не изменилось. Пустота была обширнее, бесконечная ночь, на фоне которой яркие звёзды живых миров казались маленькими, но даже если бы я решил затушить свет, его всегда оставалось ещё. Таким же образом устранение бесконечного наступления смерти и энтропии было невозможным.
Я мог выбирать победителя там и тут, но в общем и целом эта битва должна была продолжаться всю вечность. Ни одна из сторон не могла одержать окончательную победу.
Никакого смысла в этом не было.
Мир вокруг меня в очередной раз взорвался. АНСИС отлично осознавал моё присутствие, и продолжал свои обычные попытки остановить моё вмешательство. В этот раз он использовал нечто новое, заставив моё тело разлететься облаком пылающих частиц. Я бы засмеялся, если бы у меня были лёгкие… или горло.
Вместо этого я снизился, позволив рассеянной плазме, ныне составлявшей моё тело, спланировать вниз. Первым моим порывом было снова собраться обратно, но я быстро передумал. Иногда быть большим — веселее, поэтому я расширился ещё больше, превратив себя в разрежённое облако такого размера, что оно покрывало весь завод АНСИС. Затем я начал потихоньку увеличивать свою температуру.
Я мог бы сделать это быстрее, но мне было скучно, и я понятия не имел, что буду делать, когда закончу играться здесь, так что я оттягивал конец. Пятнадцать минут спустя жар стал таким мощным, что всё начало плавиться. Некоторые здания испускали столбы токсичного дыма, когда начали воспламеняться их более горючие части. В конце концов температура стала такой высокой, что даже дым начал гореть, вынужденный вступать во всё более энергичные реакции с атмосферой.
Всё это стоило мне огромных объёмов эйсара, настолько больших, что я по крайней мере их заметил — но эйсар уже не был для меня проблемой. Когда всё распалось в пылающую кашу, я обратил процесс вспять — вместо накачивания энергии в систему, я начал её забирать, позволяя пустоте напиться созданными мной хаосом и энтропией.
Всё стало охлаждаться, пока температура не упала настолько низко, что в оставшихся структурах появились трещины и разломы. Но я не останавливался. В прошлом я думал, что пустота имела влияние лишь на живые существа, и в некотором смысле это было частично правдой. Она влияла на живое наибольшим образом, но во всех вещах присутствовали порядок и энтропия, как в живых, так и неодушевлённых.
Я забирал всю энергию, какую мог, а затем продолжил, забирая порядок, естественным образом возникающий в столь низкоэнтропийном состоянии. Когда я закончил, даже остатки расплавившегося и застывшего металла распались в мелкую пыль, и осели на землю.
От завода или города — как его ни называй — не осталось ничего. Он исчез. На пятнадцать миль во все стороны тянулся простой и невзрачный серый пепел, совершенно плоский и лишённый неровностей. Моё тело снова обрело форму, и содержавшаяся во мне сила была ещё больше, чем раньше. Я поглядел на пустошь, изучая всё, что я создал, и вот, хорошо весьма.
Моя задумчивость была прервана вспышкой, образом в моём сознании. «Мэттью». Он где-то сражался, и его смерть была неминуема.
К сожалению, несмотря на моё предвиденье, я по-прежнему понятия не имел, в каком направлении находился Ланкастер. Мне нужно было обыскать весь мир, чтобы его найти, а на эту задачу ушло бы значительное время. Но, с другой стороны, время в некотором отношении является результатом энтропии. Одним возможным решением было бы убрать большую часть энтропии в пире, но это могло оказаться сложным, учитывая мой нынешний размер. Это также вызвало бы ряд нежелательных побочных эффектов для самого мира.
Гораздо проще было увеличить мою собственную энтропию, повысив мою скорость и заставив мир казаться более медленным в сравнении со мной. Поднимаясь в воздух, моё тело начало темнеть — составлявшее моё тело белое пламя стало серым, а затем из серого стало чёрным, когда я преобразился в существо почти чистой пустоты. Затем я пришёл в движение, и даже свет больше не мог коснуться меня.
* * *
К тому времени, как Тирион добрался до Западного Острова, он чувствовал себя гораздо хуже. Всё болело — суставы, мышцы, даже зубы, и каждый раз, когда он проводил ладонью по волосам, на ней между пальцев оставались волосы. До смерти оставались считанные часы.
«Мне почти жаль крайтэков», — иронично подумал он. «Три месяца идеального здоровья, лишь только затем, чтобы развалиться менее чем за день».
Он сошёл с дормона, и направился к новой Роще Иллэниэл. Та сейчас состояла из почти десяти деревьев — его, Лираллианты, и восьми новых — столь новых, что они были ростом едва в десять футов. Конечно, его дерево было самым крупным, и тянулось вверх на несколько сотен футов, но дерево Лираллианты понемногу начинало его догонять. Её тело вытянулось почти на семьдесят футов в высоту, хотя её ствол оставался относительно тонким, а ветви всё ещё были такими же гибкими и маленькими.
Остальные восемь формально были взрослыми по стандартам Ши'Хар, хотя и провели в облике «детей» менее дня, прежде чем пустить корни. Пройдёт ещё минимум год, прежде чем они смогут внести какой-то вклад в его дело, но в будущем Тирион на них надеялся.
«Менее чем за сотню лет мы могли бы заменить каждого человека и покрыть мир нашими лесами… если бы захотели», — самодовольно подумал он.
Конечно, его план заключался не в этом. Если уж на то пошло, в прошлом он бы предпочёл стереть всех оставшихся Ши'Хар с лица земли, в том числе себя, если придётся. Однако за две тысячи лет он изменился. Он больше не желал полного уничтожения Ши'Хар, или какой-либо другой расы, если уж на то пошло.
«Просто дайте мне управиться с нынешними проблемами, чтобы я мог вернуться ко сну», — подумал он. После этого мир мог делать всё, что ему, чёрт возьми, вздумается. «А если в будущем что-то пойдёт не так, то тогда я и решу, всё ли мне равно, и буду ли я им помогать». Вполне возможно, что ещё через несколько тысяч лет ему будет слишком всё равно, чтобы что-то делать, даже если придут сжигать его собственное дерево.
Он вошёл в рощу, но не направился к своему дереву — вместо этого он пошёл к дереву Лираллианты.
— «Очнись», — приказал он, приложив ладонь к её стволу. — «Очнись».
Несколько минут ничего не происходило, но в конце концов он ощутил слабый отклик. Её разум осознавал его присутствие, но всё ещё двигался слишком медленно, чтобы с ним общаться.