– Он не только красавчик, но и великолепный гитарист.
– Боишься, что не выдержишь конкуренции? – шепчет в ответ Эльф.
Последние четыре строки Дженис поет без музыкального сопровождения, а капелла.
Гитара Джексона отсчитывает десять колокольных ударов.
Не кори меня за неудачи,
Я про них не забыл…
Аудитория из двадцати человек взрывается аплодисментами на крыше нью-йоркского отеля. Дженис приседает в шатком реверансе, Джексон раскланивается.
– Еще одну, Дженис! – выкрикивает кто-то из гостей.
Она заходится своим характерным смехом – резким, как лошадиное ржание.
– Забесплатно? Нет уж, не дождетесь. Может, вот Ленни что-нибудь споет.
Леонард Коэн соглашается на уговоры, подходит к помосту, с улыбкой берет у Джексона его «гибсон».
– Друзья, если уж вы так настаиваете, то я исполню для вас песню, которую впервые услышал пятнадцатилетним подростком в летнем лагере «Солнышко». Там-то я и приобрел свой лучезарный взгляд на жизнь… Ну, дальше вы знаете. – Он подстраивает гитару. – Песню написали в Лондоне два бойца французского Сопротивления. Она называется «Партизан». И раз, и два, и три…
Ленни неплохо играет на гитаре, но не виртуозно, как Джексон. Голос его хриплый, немного гнусавый, но от песни у Эльф мороз по коже. Рассказчик – солдат, который не сдается в плен захватчикам, а берет ружье и, скрываясь, борется за свободу. Короткие сжатые фразы, скупые, будто ремарки в пьесе, складываются в яркие образы в умах слушателей: «Нас становится все меньше, было трое этим утром, а теперь я один…» В стихах нет игры слов, строки почти не рифмуются. Эльф становится стыдно за нарочитые пассажи в «Докажи». Леонард поет три строфы по-французски, а потом снова переходит на английский. Песня заканчивается кладбищем, могильными плитами и своего рода воскресением. Эльф растрогана до слез. Бородатый ангел из вестибюля – Эльф не заметила, как он здесь появился, – шепчет ей на ухо:
– Не песня, а разговор с призраками.
Все тепло аплодируют.
– Еще один хит с фабрики хитов Ленни Коэна! – выкрикивает кто-то.
Ленни с улыбкой просит тишины.
– Мне хочется попросить мою новую знакомую исполнить последнюю песню сегодняшнего вечера, но поскольку она только сегодня прилетела, то мы не будем настаивать. И все же, мисс Холлоуэй, не соблаговолите ли вы подняться на нашу скромную сцену?
Все оборачиваются к ней. Дин умоляюще смотрит на нее.
«Легче спеть, чем отказаться».
– Что ж, я готова, но… – Ее заглушают одобрительные возгласы.
Эльф садится на табурет, Ленни вручает ей гитару Джексона.
– В любых моих косяках виновата буду не я, а косяки Дженис…
«Что бы такое исполнить?»
– Давайте-ка я попробую спеть то, что сочинила в самолете.
«Когда надеялась, что в аэропорту меня встретит Луиза».
Эльф достает из сумочки блокнот, придавливает страницу стеклянной банкой со свечой внутри.
– Это песня на мотив старинной английской баллады «Дьявол и свинопас». У кого-нибудь есть медиатор?
Джексон дает ей свой.
– Спасибо.
И Эльф запевает:
Беспечный летний смех далек,
Далек от ледяного взгляда,
Как «Шел однажды злой хорек»
От «Жили долго, счастью рады».
Как правда горькая в лицо
От поздравления в конверте,
Как жизнь – не та, что «жизнь-кольцо»,
А Жизнь-Рождение – от смерти.
Мы так с тобою далеки:
Плутон и Солнце ближе, точно, —
На расстоянии руки…
А мы – как «никогда» и «тотчас».
Эльф исполняет проигрыш, не пытаясь превратить его в соло – она еще слишком хорошо помнит виртуозную игру Джексона. Вдобавок за все время с «Утопия-авеню» она еще ни разу не писала песен для гитары.
– Здесь должно быть соло Джаспера де Зута, – говорит она гостям в саду, перебирая струны, – на испанской гитаре, очень зажигательное… а тут вступает Дин со своей гармоникой… – Эльф негромко подвывает мотив, – как тоскующий оборотень. – Она смотрит на Дина, и тот кивает, мол, договорились.
Любовь умеет поглощать
И километры, и парсеки,
Как телескоп, весь мир вращать
Вокруг себя и в человеке.
Любовь способна выйти вон,
За рамки правил и приличий,
Нарушив собственный закон,
От предков принятый обычай.
Пришла – ушла, нужна? – зови!
Как кошка дикая из чащи.
Я так хочу твоей любви —
Здесь, сейчас и настоящей!
[160]Эльф проигрывает еще один куплет без слов, инвертирует мелодию и заканчивает аккордом, неожиданно пришедшим ей на ум – что-то с фа, – отчего финал звучит незавершенно и открыто. Все хлопают в ладоши. «Получилось!»
Она обводит взглядом слушателей: новые приятели, мимолетные знакомцы, Дженис и Ленни, пьяный Грифф, восхищенный Дин – и Луиза Рей… ее ястребиный взор, ее рассеянная улыбка. «Нет-нет! Не может быть! Это слишком нарочито. Будто по сценарию». Эльф не улыбается – просто не может. От изумления. Но это же так банально: Луиза появляется именно тогда, когда Эльф поет песню-заклинание, призывая любимую. «Хотя что в этом удивительного? – думает Эльф. – Мы в Нью-Йорке. Сегодня полнолуние…»
– …Грозили мне смертью, если я не уеду из города, – объясняет Луиза. – Нью-йоркская полиция подтвердила, что угроза реальна.
– Боже мой, Луиза! – Эльф хочется обнять ее по-настоящему, но на вечеринке Дженис Джоплин слишком много посторонних.
– Редактора «Подзорной трубы» и всех сотрудников попросили не распространяться о моем местонахождении. Поэтому тебе ничего и не сказали. А моей открытки ты не получила. Извини, пожалуйста!
– Ох, не извиняйся… Бедняжка. Какой ужас.
– Знаешь, всегда трудно писать и публиковать статьи о вымогателях, рэкетирах и о протекции. Мы не думали, что все так быстро кончится.
– А где ты отсиживалась? У родителей? – спрашивает Эльф.
– Нет, слишком рискованно. Отец во Вьетнаме, мама дома одна. Знакомый предложил мне переждать в своем домике, неподалеку от Ред-Хука, в горах на севере штата Нью-Йорк.
– Но теперь опасность миновала? – спрашивает Дин.
