«Как видно из протокола процесса, судьи утверждали, что они произвели расследование. Но я не могу припомнить, чтобы мне зачитывали или показывали его материалы. Я твердо знаю, что, если бы расследование было произведено, то я бы внес это в протокол».
Маншону вторил его бывший коллега Гийом Колль:
«Было ли произведено предварительное следствие по делу Жанны? Не думаю. Во всяком случае, мне об этом ничего не известно».
То же самое почти дословно говорил и асессор Тома де Курселль:
«Было ли произведено предварительное расследование на родине Жанны или в Руане? Не знаю. Материалов его я не видел».
Все трое лгали. Лгали беззастенчиво и неуклюже, несмотря на то, что перед членами реабилитационной комиссии лежал протокол обвинительного процесса, составленный Маншоном, отредактированный де Курселлем и заверенный Коллем. А в нем было совершенно четко сказано, что секретари Маншон и Колль не только знали о предварительном следствии, но и принимали участие в его проведении: они составили так называемые «статьи и мемуары», подытожившие работу следственной комиссии, они записывали показания вызванных в Руан свидетелей. Что же касается де Курселля, то он присутствовал на заседании 19 февраля, когда епископ Кошон ознакомил суд с материалами предварительного следствия.
Чем объяснить эту ложь? Почему бывшие члены инквизиционного трибунала так упорно отрицали очевидные факты? Почему были уничтожены следственные материалы?
Может быть, во всем опять были виноваты англичане? Конечно же, нет. Делалось это потому, что методы прове-деннного (заметим, проведенного французами) предварительного следствия и его результаты никак не соответствовали даже весьма относительным правовым нормам суда инквизиции. Следствие должно было собрать доказательства того, что Жанна была еретичкой и колдуньей. Однако оно не достигло поставленной цели. Следующий пример показывает это с полной наглядностью.
Один из главных пунктов обвинения гласил, что Жанна еще в ранней юности вступила в преступную связь с дьяволом. Жанну множество раз допрашивали о ее жизни в Домреми, особенно интересуясь пресловутым «деревом фей», подле которого, по мнению судей, подсудимая предавалась общению с нечистой силой. Сам характер вопросов свидетельствует о том, что судьи опирались на сведения, которые были доставлены следственной комиссией, побывавшей в Домреми. Но что это были за сведения?
Почтенный руанский буржуа Жан Моро показал на процессе по реабилитации Жанны следующее:
«Во времена, когда в Руане слушалось дело Жанны, туда приехал из Лотарингии некий именитый человек. Я познакомился с ним, так как он был моим земляком. Он сказал мне: «Я приехал из Лотарингии в Руан в связи с тем, что имел особое поручение провести расследование на родине Жанны и выяснить, что там о ней говорят. Я собрал сведения и сообщил их монсеньеру епископу Бовэ, полагая, что мне возместят расходы и оплатят труды. Но епископ заявил, что я — изменник и негодяй, так как не сделал того, что должен был сделать во исполнение своего поручения». Затем этот человек стал мне плакаться: ему не выплатили денег, потому что собранную им информацию епископ счел негодной. И в самом деле, он заявил мне, что хотел бы слышать о своей собственной сестре то, что говорили о Жанне».
Жан Моро не называет имени несправившегося с поставленной задачей следователя. По-видимому, он имел в виду некоего Жерара Пети (Gerard Petit) — прево (низшего королевского судью) округа Андело в Шампани, который в соответствии с грамотой Генриха VI проводил расследование в Домреми и соседних приходах. Ко времени процесса реабилитации его уже не было в живых, но перед реабилитационной комиссией предстал королевский нотариус того же округа Николя Байи, который в качестве секретаря сопровождал прево в поездке на родину Жанны.
Судя по его показаниям, следствию не удалось собрать решительно никаких сведений, которые свидетельствовали бы о связях Жанны с дьяволом. Напротив, выяснилось, что она считалась добропорядочной католичкой, так как исправно посещала церковь и регулярно исповедовалась. Что же до ее игр у так называемого «дерева фей», то об этом хорошо высказался историк Ж. Кишера:
«В пособники дьявола можно было зачислить всю молодежь Домреми, избравшую с незапамятных времен лужайку под огромным буком местом своих увеселений».
Таким образом, по этому очень важному пункту обвинение прямо противоречило данным предварительного следствия. Похоже, что подобным же образом обстояло дело и по другим пунктам обвинения, и именно поэтому отчеты о работе следственной комиссии были уничтожены, а члены трибунала (французы!) пытались скрыть свою причастность к этому откровенному беззаконию.
В ходе предварительного следствия были заслушаны показания некоторых свидетелей, специально для этого вызванных в Руан. Мы не знаем ни их имен, ни степени осведомленности, ни содержания сообщенной ими информации. В многочисленных документах процесса нет даже ссылок на их показания. По всей видимости, эти показания тоже откровенно разочаровали судей, не дав обвинению никаких существенных фактов.
В сущности, все следствие на руанском процессе было сведено к допросам одного-единственного человека — самой подсудимой.
Допросы Жанны
21 февраля 1431 года в восемь часов утра епископ Кошон занял председательское место за судейским столом. Подле него на расставленных полукругом скамьях разместились многочисленные асессоры.
Заседание началось с процедурных вопросов: зачитали документы, подтверждающие полномочия трибунала, выяснили, что обвиняемой вручен вызов в суд, выслушали заявление епископа о том, что накануне обвиняемая просила допустить ее к мессе, согласились с его решением о невозможности удовлетворить ее просьбу. Затем в зал ввели подсудимую.
Обратившись к Жанне, епископ Кошон важно сказал:
— Подсудимая, встань на колени и поклянись говорить правду и только правду.
Обычная рутина. С подобной фразы начиналось любое судебное заседание. Но ответ Жанны оказался совершенно неожиданным для собравшихся и вызвал гневно-протестующий шум в зале:
— Но я не знаю, о чем вы хотите меня спрашивать. Может быть, вы меня спросите о вещах, о которых я не смогу вам сказать.
— Поклянись, что будешь говорить правду обо всем, что относится к католической вере.
— Я охотно поклянусь говорить правду о том, что я делала с тех пор, как отправилась во Францию. Что же касается откровений, полученных мною от Господа Бога, то я никогда и никому о них не говорила, кроме моего короля Карла, и не скажу ни слова, даже если мне за это захотят отрубить голову.
Епископ Кошон настаивал. Жанна упорствовала. И она, в конце концов, победила: стоя на коленях, она поклялась давать показания лишь о том, что относится, по ее мнению, к существу дела.
Начался допрос: вопрос — ответ, вопрос — ответ…
Так прошел целый день. В завершение епископ Кошон запретил Жанне покидать без его ведома и разрешения тюремную камеру в замке. Попытка бегства будет рассматриваться как неоспоримое доказательство ереси.
