На этом пространстве ютилось все еврейское население Венеции. Согласно одному старому, но сомнительному источнику, уже в XII веке в Венеции насчитывалось 1300 евреев. Период гетто задокументирован гораздо подробнее. Население достигло высшей точки в середине XVII века, и в 1655 году евреев насчитывалось почти 5 тысяч человек (столетием ранее их число не превышало 900). После того периода численность евреев стремительно сокращалась.
Официальные цифры, взятые из: Contento, Il censimen-to della Popolazionesotto la Repubblica Veneta (Nuovo Ar-chivio Veneto, т. XX), а также: Beloch, La popolazione di Venezia nei secoli xvi e xvii (там же, новый выпуск, т. II), выглядят следующим образом:
В 1790 году еврейское население состояло из 189 детей до 14 лет, 774 женщин, 457 взрослых мужчин от 14 до 60 лет и 97 мужчин старше 60 лет.
С первого взгляда кажется, что еврейское население в количестве 4870 человек, приведенное за 1655 год, избыточно; уже предполагалось, что цифру следует исправить до 1870. Но гибкость и процветание, позволившие всему населению города восстановиться после чумы 1630 года с 98 до 158 тысяч человек менее чем за четверть века, указывает на то, что такой примечательный прирост населения вполне возможен, особенно если учесть, что в то время в город прибыло много иммигрантов. И еврейские купцы из Леванта, и марраны из Испании и Португалии, но прежде всего беженцы из Польши стремились в Венецию. Хотя в 1606–1632 годах общее население уменьшилось почти наполовину, еврейское население почти удвоилось; можно без труда предположить, что такая тенденция господствовала и в поздние годы. По приблизительным подсчетам, 549 домовладений в промежуточный 1642 год указывает на численность населения примерно в 3500 человек; английский путешественник Скиппон в 1663 году насчитывал примерно 4 тысячи человек. В венецианском гетто существовал обычай избегать греха «подсчета людей» по библейской традиции. Каждый обязан был положить монету в ящик на благотворительные цели; после подсчета монет можно было установить численность населения.
Для такого большого населения пространства гетто явно не хватало. Поэтому евреи придумали выход, воспользовавшись одним приемом, который позже, примерно в сходных обстоятельствах, применили в Нью-Йорке. Обитатели гетто наращивали этажи домов, поскольку увеличивать их вширь было невозможно. В домах надстраивали этаж за этажом, хотя постройки не отличались особой прочностью. Вот почему дома в гетто, похожие на примитивные небоскребы, возвышались над всеми соседними кварталами. Однако сооружения отличались скорее дерзостью, чем прочностью. Лишь чистым везением объясняется, что в Венеции не происходило катастроф, сравнимых с теми, что время от времени случались в других итальянских гетто. Ветхие здания рушились, и иногда свадьба или помолвка превращались в массовые похороны. В таких условиях занимать целый дом одной семье считалось неслыханной роскошью. Почти каждое здание было поделено, по европейскому обычаю, на несколько квартир, в каждой из которых проживало не менее четырех-пяти семей. Говорили, что двадцать евреев жили на пространстве, едва ли пригодном для четверти такого же количества христиан.
Переизбыток населения имел одну особенность. По законам, принятым в Венеции еще в XV веке и постоянно продлеваемым, евреям запрещалось владеть недвижимостью. Поэтому они не могли стать владельцами домов, в которых жили. Таким образом, вся недвижимость в гетто принадлежала домовладельцам-неевреям. Когда евреи вселялись в дом, арендная плата поднималась на треть, а выплаты гарантировала вся община. Предполагалось, что больше арендная плата не поднимется. Поскольку евреи не имели права владеть домами, срок владения на правах аренды в некотором смысле обеспечивался применением старого еврейского понятия «хазака», или права, основанного на сроке давности или обычае. Так, под страхом самых суровых общественных и религиозных санкций, учреждалось своего рода право аренды в пользу действительного жильца, которое охраняло его от эксплуатации и несправедливой конкуренции. Никому не позволялось предлагать более высокую арендную плату, чем платил нынешний жилец, или добиваться его выселения иными средствами. Таким образом, право, основанное на сроке давности, превращалось в своего рода пожизненную аренду. Аренду можно было передать путем дарения или продажи. Аренда переходила по наследству от отца к сыну, а часто составляла приданое дочери. Пока вносилась арендная плата, правам жильца ничто не угрожало. Впоследствии jus gazaga (как данную норму называли на смеси латыни и иврита) признали даже гражданские власти.
В таких условиях одну из величайших опасностей для гетто представляли пожары. Здания были так высоки и так легко воспламенялись, а изоляция от внешнего мира – столь полной, что до прибытия помощи пожар мог причинить огромный ущерб. До наших дней в Венеции сохранилось очень мало изначальных зданий еврейского квартала. Евреи обязаны были содержать свою пожарную службу; однако она не всегда оказывалась действенной. Так, в ночь с 14 на 15 апреля 1752 года на Калье-деи-Баруччи в Старом гетто вспыхнул разрушительный пожар. Говорят, что ущерб от пожара превышал миллион дукатов. В пламени погибли шесть человек, двое из них христиане; еще 24 человека получили серьезные травмы. Всеобщее восхищение вызвал героизм еврейского юноши, который храбро бросился в огонь, чтобы спасти свою мать
[13]. Еще один разрушительный пожар вспыхнул в 1764 году в большой Немецкой синагоге. Данное событие увековечено в гимне, который пели еще долго после события. В других городах, которые находились в венецианских владениях, условия проживания евреев были примерно такими же. В Вероне в ночь на 30 октября 1786 года вспыхнул страшный пожар. Невзирая на все попытки его потушить, огонь бушевал три дня и унес жизни пяти человек; многие получили травмы. Художник Вита Греко изобразил эту катастрофу на одной из своих картин. Можно себе представить всеобщую радость в тех случаях, когда удавалось без особых последствий справиться с пожаром, способным причинить большие бедствия. В Падуе до недавних пор ежегодно праздновали «Пурим дель Фуоко» в увековечение избавления общины от бедствий во время такого пожара в 1795 году. Событие отметили также в поздравительной оде, направленной городскому голове в знак признания за энергичные меры, которые тот предпринял для спасения жителей. Не полагаясь всецело на Божественное милосердие, община в то же время предпринимала шаги для того, чтобы реорганизовать в гетто службу борьбы с пожарами.
Венецианское гетто окружали высокие стены, в которых прорезали всего трое ворот. Главные располагались на юге, возле старого рыбного рынка; еще одни ворота находились на противоположном конце квартала, у моста через канал Святого Джироламо; через третьи ворота можно было попасть в Новейшее гетто. Такая планировка обеспечивала изоляцию евреев по ночам. Ворота, безмолвные свидетели угнетения (их подпорки и петли можно видеть по сей день), открывались каждое утро под звон Марангоны (так назывался большой колокол на колокольне собора Святого Марка) и закрывались по вечерам на закате (точное время, отличавшееся зимой и летом, постоянно менялось). Во время главных христианских праздников ворота постоянно оставались закрытыми – особенно с рассвета в Великий четверг до полудня следующей субботы. Из гетто никого не выпускали. Все окна в домах гетто, выходившие наружу, были запечатаны. Так добивались того, чтобы в Страстную неделю снаружи не видели ни одного еврея. Отчасти эта мера призвана была обеспечить безопасность самих евреев, но куда больше способствовала их унижению. Отсутствие в гетто во время запретных часов каралось штрафами, которые все время росли, а для злостных нарушителей сменялись тюремным заключением. За соблюдением правил следили привратники-христиане – они были единственными неевреями, которым позволялось жить в гетто, хотя их семьи не могли жить там с ними. Значительные расходы, которые подразумевало подобное условие, возмещала еврейская община.
