Насильственное присутствие на проповедях было не единственным средством, изобретенным церковниками для насильственного обращения евреев в католичество. Еще одним средством (его поощряло бытовавшее в народе суеверие, по которому склонившего еврея креститься ждет рай) было похищение и крещение детей. На территории Венеции такие случаи не стали распространенными, как в Риме, где они вплоть до XIX века продолжали вселять ужас в евреев. Уже в 1502 году подобные действия были запрещены в Венецианской республике. Запрет соблюдался неукоснительно. Сарпи высказал свое ученое мнение: обращать в иную веру создание, не способное мыслить, – не просто несправедливость, но настоящее преступление. Сто пятьдесят лет спустя такую точку зрения повторил в своем благородном меморандуме советник Трифоне Вракьен. Поэтому правительство как могло противодействовало попыткам религиозных фанатиков, пытавшихся следовать примеру Рима. Время от времени, вплоть до падения Венецианской республики, власти повторяли запрет крестить еврейского ребенка без согласия его родителей. В одном случае, после консультации с советниками по церковным вопросам, власти запретили крестить брошенного трехлетнего мальчика еврейского происхождения, который бродил по улицам. Такое проявление либерализма в ту эпоху можно считать уникальным. Зато крещение людей взрослых считалось богоугодным поступком; после того как новообращенные крестились, делалось все, чтобы оградить их от еврейского влияния. И в наши дни можно видеть мраморную табличку за воротами гетто, которая запрещала вход туда любому неофиту под страхом сурового наказания. Как и в большинстве итальянских городов, в Венеции имелся особый дом для новообращенных (Casa dei Catacumeni), расположенный на Фондаментине, куда не имел права приближаться ни один еврей. В 1794 году властям выдали трех евреев-старьевщиков за то, что они посмели пройти мимо окон этого дома, нараспев, по своему обычаю, предлагая свой товар. Несмотря на такие меры предосторожности, в Венеции имелось довольно мало новообращенных среди видных евреев. Исключение составлял Самуэль Нахмиас, он же Джулио Морозини (1612–1687), который впоследствии поступил на папскую службу в Риме. Из его трактата, посвященного обращению евреев в христианство, Via della Fede, можно почерпнуть немало сведений из истории гетто в его время.
Вообще говоря, защита евреев от насильственного крещения имела и обратное действие. Как уже отмечалось, с конца XVI века Венеция была одним из немногих по преимуществу католических государств, где марранам из Испании и Португалии беспрепятственно позволяли возвращаться к вере своих предков. Совершенно по-другому относились к переходу в иудаизм христиан. Когда героический прозелит Николас Антуан (швейцарский пастор, принявший мученическую смерть на костре в Женеве в 1632 году) попытался в Венеции перейти в иудаизм, раввины разубеждали его, не жалея сил. В то же время Иоганн Петер Спет, он же Мозес Германус (ум. 1701), видный уроженец Венеции, принял иудаизм в Клеве.
Бесславный кровавый навет, причинявший евреям в прошлом несказанные страдания, в Италии никогда не был особо распространен. Венецианское правительство, единственный раз пошедшее на поводу у толпы в конце XV века, после якобы мученической смерти Симона Трентского, позже не оказывало ни малейшей поддержки подобным притязаниям. В 1603 году, когда сходные обвинения предъявили в Вероне, обвиняемого судили честным судом и полностью оправдали. С тех пор подобным случаям не давали хода. В 1705 году на Пасхальной неделе перед церковью Святого Джакомо, возле Риальто, выставили большую картину с изображением мученической смерти христианского ребенка (предположительно Симона Трентского) от рук евреев, с подстрекательской надписью. Подобная выходка призвана была воспламенить страсти – тем более что именно тогда выдвинули схожее обвинение против нескольких римских евреев в Витербо. Начались волнения. Поэтому Gastaldi, то есть светские власти общины, отправились во дворец дожа. Они попросили защиты и напомнили о том, что случилось двести тридцать лет назад. Avogadori di Comun сразу же приказали доставить им картину; поняв, что власти гетто не преувеличивают, они немедленно приказали убрать картину. Такая решительность способствовала тому, что больше никаких клеветнических измышлений на территории Венецианской республики не возникало – вплоть до самого конца. К сожалению, после падения республики кровавые наветы возобновились; один из них имел место в 1857 году. в Ровиго во время австрийского правления; другой – в конце XIX века на острове Корфу. Сравнение явно в пользу правительства Венеции.
Терпимость и защита, какой пользовались евреи Венеции, ни в коем случае нельзя назвать проявлением справедливости, да они и не были на то рассчитаны. Более того, вплоть до самого конца официальным разумным основанием для такой политики считалось сохранение банков в гетто в интересах беднейших горожан. Впрочем, такое условие не было для евреев чем-то невыносимым. В конце XVIII века, когда еврейская община пришла в полный упадок и даже власти признали ее обнищание, ежегодные выплаты по-прежнему составляли 65 тысяч дукатов. В эту сумму входили, помимо обязательного взноса на содержание банков, ежегодная подать в размере 25 тысяч дукатов, выплата 25 тысяч дукатов на покрытие аренды домов, 2621 дукат на нужды Milizie del Mare, или Военно-морской коллегии, и 100 дукатов – на содержание каналов. Кроме того, с евреев ежегодно брали еще 10 тысяч дукатов единовременно во время военного положения, которое в течение долгого периода времени было обычным состоянием для Венеции. В трудные времена от евреев ждали и других «добровольных» выплат значительных сумм. Можно без труда подсчитать, сколько платила община в период своего расцвета. В XVII веке ежегодная подать доходила до 85 вместо 25 тысяч дукатов. Скорее всего, другие платежи росли пропорционально. Во время Критской войны община вынуждена была ассигновать Венеции крупные суммы; за пять лет она выплатила 670 с лишним тысяч дукатов. И позже евреев эксплуатировали не меньше. В 1669 году они ссудили правительству 100 тысяч дукатов под скромные 4 процента годовых; в 1681 году – еще 150 тысяч; такую же сумму в 1686 году; и 100 тысяч (для чего пришлось привлечь к помощи еврейские общины Ровиго и Вероны) в 1691 году – в общей сложности полмиллиона дукатов меньше чем за четверть века! В конце концов евреи предоставили в виде ссуд государству 1 миллион 500 тысяч дукатов под различные проценты, которые никогда не были высокими.
Помимо общих обязательных выплат государство получало крупные суммы и от отдельных еврейских купцов. В XVII веке 270 человек заплатили в казну в среднем от 2 до 10 дукатов за человека за разрешение проживать в Венеции, а несколько самых богатых купцов платили до 600 дукатов. Огромными были и таможенные выплаты. Даже в XVIII веке один богатый купец заплатил за двадцать лет почти полмиллиона дукатов. В обычные годы, по приблизительным подсчетам, государство получало от евреев 142 254 дуката ежегодно в виде прямых сборов, не считая в среднем 120 тысяч дукатов в виде таможенных сборов. Еще до того, как численность еврейского населения в Венеции достигла максимума, говорили, что евреи ежегодно выплачивают в казну целых 200 тысяч дукатов.
Помимо обязательных взносов в казну, на еврейскую общину налагались другие многочисленные повинности. Хотя они не были такими обременительными, как денежные выплаты, доставляли немало хлопот и унижений. Так, когда с официальным визитом на Лидо приезжали магистраты для инспекции артиллерии, евреям надлежало за свой счет устроить им пышный прием. И во вторник на Масленой неделе им приходилось устраивать развлечения для синьории. Всякий раз, когда дож в своем дворце давал официальный банкет (а в XVII–XVIII веках Венеция славилась роскошью), они должны были украшать дворец коврами и гобеленами. По случаю визита зарубежного монарха или иного видного деятеля, которого принимали за государственный счет, евреи поставляли всю обстановку для дворца или апартаментов, отведенных знатным гостям. Власти считали, что евреи, торговавшие подержанными вещами, без труда достанут все, что требуется. Учитывая неизбежные амортизацию и дополнительные расходы в виде взяток мелким чиновникам, такие повинности, скорее всего, становились довольно тяжким бременем для общины.
