Помимо денежных выплат в казну, евреев облагали и другими, более мелкими, обязательствами. Так, в прошлом они обязаны были ежегодно выплачивать 20 или 25 цехинов церкви Святого Иеремии, в приходе которой находилось гетто. Позже, когда выплату упразднили, они должны были предоставлять церкви все необходимое для модели Гроба Господня, которая каждый год сооружалась перед Пасхой. Во время поста они обязаны были поставлять драпировку для кафедры проповедника. Даже полиция требовала выплат. Когда вступал в должность новый Messere, или Capitano Grande (как назывался начальник сбиров, или полицейских служителей), он наносил официальный визит в гетто. На центральной площади для него ставили кресло. Заняв свое место, он обещал, что будет бдителен, чтобы обеспечить евреям «счастливое (временное) пребывание» в городе. В обмен за такое милостивое заявление к нему подходил представитель Gastaldi и с низким поклоном вручал ему кошель с 60 дукатами.
Община обеспечивала все нужды гетто и платила за все привилегии полуавтономии. Поэтому евреи сами оплачивали, например, освещение и уборку улиц, что в других кварталах осуществлялось за государственный счет. Помимо сборщиков мусора, имелись и другие должностные лица, получавшие жалованье, например секретарь общины или sagatino, то есть мясник, который проводил забой скота в соответствии с требованиями еврейских законов (Галахи). Более обременительной была обязанность содержать привратников, которые выступали в роли тюремщиков. Им платили жалованье и возмещали разовые расходы. Наконец, регулярно раздавали деньги беднякам за счет общины, не считая частной благотворительности. В конце XVIII века такие выплаты в среднем составляли 190 лир в месяц.
Огромные суммы, требуемые для покрытия многочисленных расходов, собирались благодаря внутреннему налогообложению. Право на него было официально получено в 1527 году. Платить обязаны были все от 20 до 60 лет; неплательщикам запрещалось покидать пределы гетто. В период расцвета в венецианской еврейской общине назначали нескольких tansadori, как их называли; они решали, сколько должен заплатить каждый отдельный человек. С этой целью они встречались ежедневно на два часа в течение 45 дней. Заняв должность, они клялись в соблюдении тайны перед ковчегом со свитками Торы. Если кто-либо из них разглашал результаты дискуссии, ему следовало публично попросить божественного прощения в синагоге. Каждые полгода счета просматривали и проверяли два аудитора (избираемые на срок в два с половиной года). В 1685 году ввели новшество. С тех пор каждый из tansadori в отдельности составлял реестр своей оценки имущества каждого отдельного лица. Затем выводилась средняя общая оценка; ⅕ часть от полученной суммы составляло то, что человек должен был заплатить.
Конечно, такие системы подсчетов были явно неудовлетворительными, поскольку учитывали скорее не доход человека, а его расходы. Таким образом, больше приходилось платить щедрым и меньше – расчетливым. Более того, подобные подсчеты трудно было сохранить в секрете. В тесном же гетто, обитатели которого были не только соседями, но и конкурентами, жизненно важным было соблюдение тайны. Поэтому в конце XVII века в Италии получила распространение новая система, основанная на самооценке. Каждый обитатель общины в присутствии нескольких свидетелей (как правило, раввина и секретаря) клал в сундук ту сумму, которую, по его мнению, ему следовало заплатить. Свидетели предотвращали попытки явного мошенничества. Всем, кто пытался уклониться от уплаты налога, угрожали херемом (отлучением). Система cassella, как ее называли (от cassa, то есть «сундук» для сбора взносов), была введена в Венеции в 1699 году. Вначале ее, с одобрения сената, в виде опыта ввели на два года для всех трех «народов». В других городах Италии, например в Падуе и Вероне, эта система получила почти постоянный статус. Однако в Венеции ее сочли недостаточной; и в 1710 году решено было передать вопрос в руки раввинов, которые заключали с каждым обитателем гетто отдельное соглашение. Каждый платил столько, сколько подсказывала ему совесть. Соглашение составлялось без одобрения гражданских властей, что в то время вызвало много неприятных замечаний. В 1722 году, после полувекового эксперимента, ввели другую систему, довольно близкую к оригинальной. Подсчеты снова поручили тайным аудиторам. Ранее максимальный налог, который мог налагаться на отдельного человека, ограничивался 500 дукатами, но позже сумму удвоили. Такое ограничение довольно любопытно, поскольку вступает в противоречие со всеми тогдашними тенденциями. Вплоть до середины XVIII века каждый из трех «народов» существовал автономно в финансовом отношении. В трех группах независимо собирались суммы, которые «немцы», «левантинцы» и «западники» вносили по собственным правилам – впрочем, в целом они оставались очень похожими. И только в 1726 году три группы проживавших в гетто евреев впервые договорились избегать споров. Был сделан первый шаг к слиянию.
Сходная система налогообложения применялась и к иностранцам, что, конечно, было справедливо. Приезжие наравне с местными уроженцами пользовались всеми преимуществами, и общинными, и гражданскими, за которые община так много платила; было правильно, что они участвовали в общих расходах. Вместе с тем общины, из которых они прибывали, также требовали от них взносы. Поэтому в Италии часто возникали стычки по этому поводу. Ни одна сторона не хотела отказываться от своих притязаний. Со всех сторон сыпались угрозы в отлучении; иногда, по отношению к особо упорствующим отказникам, угрозы воплощались в жизнь. Наказанные обращались ко всем видным раввинам того времени, чтобы те разрешили крайне щекотливый вопрос. Венецианская община упорно пыталась взыскивать налог со всех коммерческих операций, которые вели на ее территории «иностранные» евреи, которым соответственно предписывалось вести учет всем своим операциям. В 1736 году и для них ввели систему cassella; всем иностранцам следовало платить определенную долю, от ⅛ до ½ процента, со всех сделок, совершенных ими на территории Венеции. В 1791 году разгорелась ожесточенная ссора между раввинатами Венеции и некоторых других городов. Поводом стала допустимость по иудейским законам принуждения иностранцев к таким выплатам и угрозы херема. С различными общинами на материковой части территории Венеции удалось договориться о взаимном освобождении от таких выплат. Левантийские купцы, подданные Османской империи, платили фиксированную сумму в размере ⅛ процента. И лишь после двухлетнего проживания на территории Венеции они обязаны были платить такой же налог, как и местные евреи. Такое же исключение распространялось и на выходцев с Корфу, которые всегда пользовались привилегиями.
Что касается внутренних дел, еврейская община (или, как ее все называли, Universita degli Ebrei) обладала автономией в определенных рамках. По своему устройству она представляла собой демократию в старом смысле слова, то, что сегодня скорее назвали бы олигархией. Правда, соответствующие тенденции в еврейской общине были выражены не так отчетливо, как собственно в Венеции или любой другой республике Италии эпохи Возрождения
[16]. Верховная власть находилась в руках «конгрегации» (большого совета, или «кахал гадоль»), куда входили все главы семей, проживавшие в гетто и вносившие более 12 дукатов ежегодного общинного налога. В XVII веке их насчитывалось немногим более 100 (60 «западников», 12 «левантинцев» и 40 «немцев»). Они составляли примерно ⅙ от общего числа взрослых мужчин. Большой совет позволяет примерно судить о распределении богатства в общине. Время от времени возникало недовольство из-за деспотизма меньшинства над теми, кто не так одарен земными благами, как они сами. Однако сравнительный абсолютизм такой «олигархии» смягчался большим почтением, с каким евреи всегда относились к учености. Это придавало веса раввинам и ученым (и они никогда не стеснялись им пользоваться) в управлении делами общины.
