Некоторое время правительство было поглощено войной. 3 июня 1509 года Падуя без единого выстрела открыла ворота для имперских сил. Через десять дней туда прибыл представитель императора Священной Римской империи, чтобы принять бразды правления захваченным городом. Оставшиеся в городе евреи решили, по примеру остальных обитателей, приветствовать его подарком, чтобы завоевать расположение. Ученый раввин Авраам Минц (который всего за месяц или два до того сменил своего отца на посту главы знаменитой талмудической академии) поднес ему громадную серебряную чашу великолепной работы. «Что толку от чаши без кувшина?» – буркнул грубый солдафон, демонстрируя таким образом свою благодарность. Раввин, не теряя присутствия духа, объяснил, что кувшин еще находится у ювелира, но будет готов через несколько дней. В конечном счете подарок повлек за собой суровые последствия для евреев. Когда венецианские власти об этом узнали, Вита Мешуллам и Нафтали (Герц) Вертхайм, самые видные среди беженцев, были арестованы по обвинению в пособничестве врагу. Их освободили после длительного тюремного заточения; но последний из-за перенесенных страданий вскоре умер. Самому Аврааму Минцу за соучастие в преступлении навсегда запретили въезд на территорию Венеции. Тем не менее в первое время подарок достиг цели.
Из-за притока беженцев столица оказалась перенаселена; даже питьевой воды не хватало на всех. Пытаясь исправить положение, сенат приказал евреям из Падуи и Местре вернуться домой, хотя дым от развалин последнего был хорошо виден с противоположного берега лагуны. Наступления на столицу ожидали с часу на час, и беженцы рады были возможности уйти. Однако начальник таможни, словно обладавший даром предвидения, отказывал многим просителям в необходимом разрешении покинуть город. Его запрет оказался для многих настоящей удачей – правда, в то время мало кто это понимал. К тому времени сенат оправился от панических настроений и решил организовать контратаку. Послали войска для отвоевания Падуи; за войском последовали несколько тысяч солдат нерегулярной армии, которых в Арсенале снабдили импровизированным оружием и отправили в арьергард. Среди этих нерегулярных солдат было много молодых евреев, к чьему желанию служить в тот момент отнеслись без всякого презрения. Прибыв на место, нерегулярные войска успели поучаствовать в разграблении города, которое продолжалось несколько дней. Конечно, больше других пострадали падуанские евреи, а их единоверцы в числе нападавших никак не облегчали их участь. Банки Герца Вертхайма и Виты Мешуллама разграбили дотла, их владельцы понесли громадные убытки. Разумеется, они оказались не единственными пострадавшими. Нескольких членов еврейской общины убили; многих взяли в плен в надежде на выкуп. Среди последних оказался пожилой Менахем дель Медиго, дядя Илии Капсали. Даже после того, как родственники заплатили требуемый выкуп, его снова взяли в плен и обращались с ним варварски плохо. Убытки Падуи, значительную часть которых понесли евреи, составили почти 150 тысяч дукатов. Вита Мешуллам и другие беженцы в Венеции настоятельно просили у властей вернуть им имущество и наказать грабителей. Совет десяти даже послал на материк указ, согласно которому надлежало возвращать всех, кто нес с собой ценности. Награбленное предполагалось вернуть владельцам. Впрочем, этим распоряжениям почти никто не подчинялся. Тем временем евреев, как обычно, обложили непомерным военным налогом. От жителей столицы и terra ferma – материковых владений Венеции – потребовали 10 тысяч дукатов; жители Леванта обязаны были внести 4 тысячи дукатов (причем половина этой суммы поступила из Кандии).
Пока продолжалась война на материке, Местре оставался в руинах. Венеция по-прежнему была переполнена беженцами. После того как непосредственная опасность миновала, венецианцы начали сознавать: несмотря на их долгие попытки не пускать в город неверных, среди них теперь без ограничений проживает значительное еврейское население. Проповедники стали привлекать к этому факту внимание паствы. В апреле 1511 года фра Руфин Ловато прочел на площади Кампо-Сан-Пауло зажигательную проповедь, направленную против евреев. Он призывал своих слушателей грабить еврейские дома. Несчастные беженцы сгрудились вместе в ожидании нападения; и главы общины отправились к Совету десяти и пожаловались на угрозы. Руфина, как и остальных проповедников-подстрекателей, предупредили; однако его непреклонность оказала некоторое влияние на правительство.
Призыв подхватили Avogadori di Comun
[7], подстрекаемые сьером Зуаном Тревизаном. По их наущению 8 апреля на Риальто провозгласили: все еврейские беженцы обязаны в течение месяца покинуть Венецию. До отъезда им предписывалось сидеть по домам; на улицу разрешалось выходить лишь на несколько часов каждый день. Исключение делалось лишь для одного или двух представителей от каждого прихода. Они могли находиться в городе и выполнять поручения остальных. Когда объявленный месяц истек, в городе позволили остаться лишь получившим лицензию банкирам и другим лицам, обладавшим особыми привилегиями. Вместе с тем власти недвусмысленно дали понять, что евреи находятся под защитой государства. Преследовать их строго воспрещалось.
Приказ был аннулирован благодаря счастливому стечению обстоятельств. Менее чем через две недели Совет десяти приговорил некоего священника к смерти за убийство. Avogadori di Comun, поддержавшие антиеврейские меры, вопреки закону попытались воспрепятствовать приведению приговора в исполнение. Совет десяти пришел в ярость. В тот же день, кооптировав еще семерых судей, Совет десяти известил Avogadori, что они больше не достойны занимаемой должности и уволены со своих постов. Им повезло, что они избежали судебного преследования, но на следующие два года их лишили права голоса в Совете. Таким образом, их влияние было сведено на нет. Их преемники, судя по всему, отнеслись к евреям более сочувственно. Во всяком случае, они не спешили вводить в действие указ, принятый их предшественниками. Многим беженцам в самом деле некуда было идти; в одних случаях их родные города на материке оказались для них недоступны, а в других – их дома лежали в развалинах. Во всяком случае, об изгнании больше не заговаривали, и евреи по-прежнему жили в Венеции.
Самым известным евреем в городе в то время был некий Ансельмо дель Банко (или, как его называли в еврейских кругах, раввин Ашер Мешуллам, брат Хайима Мешуллама из Падуи). Он славился своим богатством, либерализмом и слыл знатоком древнееврейской литературы
[8]. Именно его можно считать основателем еврейской общины в Венеции. Во всех недавних событиях он выступал в качестве выразителя мнений своих единоверцев. Банк, которым он руководил, предположительно переведенный из Местре, был самым крупным в городе. Он вел дела в Портобуф-фоле, Монтаньяне, Крема и других местах на всей территории Венецианской республики. Благодаря масштабу проводимых им операций его имя то и дело встречается в записях того времени. Его сын Якоб, который торговал драгоценными камнями, был частым гостем в домах патрициев и постоянно попадал в неприятности по тому или иному поводу. Судя по всему, евреи-банкиры представляли для властей совершенно неисчерпаемый источник богатства; во время войны к ним то и дело обращались за займами и налогами. Вот в чем заключался секрет терпимости властей. В 1503–1516 годах еврейские банкиры вынуждены были предоставить правительству по меньшей мере 60 тысяч дукатов, не считая ежегодного налога, составлявшего 10 тысяч дукатов. Помимо того они платили обычные налоги, сборы и таможенные пошлины. Всего за тот короткий промежуток времени они выплатили государству не менее четверти миллиона дукатов.
